Несвятые святые женщины
Шрифт:
С четырнадцати лет она стала тайком уходить из дома, иногда на несколько дней, и проводила ночи в молитве на церковной паперти. Стала ходить ко всем службам в каликинской церкви, держала суровый пост, иногда по два-три дня ничего не ела.
Избегая развлечений, она искала уединения и больше любила слушать, чем говорить. Держалась скромно, покорно, говорила кратко и разумно, подолгу молилась со слезами на глазах.
Родители не мешали дочери в ее склонностях. Когда она достигла зрелого возраста, они выстроили ей у сельской церкви небольшую хижину. Здесь она стала жить
Через несколько лет затвора, из которого она выходила лишь в церковь, Евфимия приняла на себя труднейший подвиг христианской жизни – юродство Христа ради.
Она стала ходить по улицам своего родного села, являлась в дома, уличала крестьян в пороках. Иногда люди, рассерженные правдой, бранили ее и даже били. Она спокойно выносила все, не жаловалась и прощала обидчиков.
Особенно пришлось ей натерпеться от волостного старосты, которого она на людях обличала в развратной жизни. Он вытолкал ее из своей избы, и с дубинкой в руках преследовал до самой кельи.
Людей же с мягким сердцем обличительные слова Евфимии удерживали и предохраняли от проступков и бед.
Проявился в Евфимии дар прозорливости. Когда в Каликине загорелся дом, на сельской колокольне ударили в набат, поднялась суматоха. Евфимия с посохом в руках вышла из своей хижины, и, бегая по селу, останавливалась перед некоторыми домами и говорила:
– Вот этот дом сию минуту загорится: в нем живут грешники, Бога гневлют и в грехах не каются.
И дома эти действительно сгорали, а другие оставались целы.
До смерти Евфимия жила в Задонске. Ей выстроили особенный дом, в котором вместе с ней жили верующие вдовы и девицы. Эта община устроила приют для бедных, и Евфимия была у них старшей.
Ее жизнь стала спокойней. Она постоянно ходила в Задонский монастырь и всегда усердно молилась. Дома большую часть времени тоже проводила в молитве. Она погружалась в такое высокое созерцание, что часто к ней входили, а она не замечала.
Она обращалась за советами и наставлениями к Илариону Троекуровскому. Он принимал ее с великим уважением, и сам часто пользовался ее опытом, искал совета и поддержки.
Когда Евфимия приходила к отцу Илариону, иной раз он посылал ее ночевать в холодную комнату со словами:
– Поди туда с Богом, и там тепло будет…
Говорят, что она действительно не чувствовала там холода.
Если подвижник не следовал советам старицы, то впоследствии ему иногда приходилось раскаиваться. Он хотел поступить в общежительную пустынь, но она его отговорила, зная, что это не его призвание. Он настоял на своем, а вскоре ушел из пустыни и вернулся к прежним подвигам.
С уважением относился к ней и задонский затворник Георгий, называвший ее своей духовною матерью.
Однажды Георгий исполнял в монастыре послушание у свечного ящика. Его душа, жаждавшая полного сосредоточия в Боге, искала совершенного уединения. Он задумал перебраться на Соловки и со слезами молился, чтобы Господь открыл ему Свою волю.
– Вот тебе четки: молись по ним. Царица Небесная приказала тебе жить в Задонской обители и никуда не переходить. Придет время – будешь сидеть в келье.
Вскоре Георгий тяжело заболел и полгода не выходил из кельи, а затем ушел в затвор и оставил у себя только один образ, думая, что много икон – это роскошь, несовместимая с затворничеством. Евфимия объяснила ему ошибочность этого и посоветовала снова украсить келью иконами, чтобы с их помощью укреплять себя воспоминаниями о подвигах святых.
Высоко чтил Евфимию и юродивый Антоний Алексеевич, который благоговел перед ней и был при ней всегда тих.
Посетители странноприимной общины иногда приносили Евфимии деньги, но она редко их принимала и отговаривалась:
– Может быть, вам самим они нужны, а меня Господь пропитает.
Евфимия говорила так не от избытка средств: часто она терпела крайнюю нужду, но ей была дорога добровольная нищета. Молодые келейницы роптали на нее за отказ принимать приношения, а она отвечала:
– Если желаете, сами принимайте приношения. А я стара и слаба, не в силах уже умолить за других Господа.
За полгода до смерти, в полночь, она вышла из своей молельни, собрала в одну комнату всех живших с нею сестер и сказала им:
– Господь наш Иисус Христос благоволил возвестить мне о скором моем уходе, и потому я более не начальница вам. Пусть главною у вас будет сестра Анна Дмитриевна, кланяйтесь ей в ноги и целуйте ее руку, – затем сама первая подошла к ней и поклонилась.
Тело старицы слабело, но дух бодрствовал. За несколько дней до кончины над нею было совершено Таинство Елеосвящения, а затем Таинство Причащения. После причащения она вновь обрела слух, которого давно по старости лишилась. Все время она сохраняла ясное сознание. В день смерти вечером встала с постели, позвала келейницу и попросила налить в стакан святой воды. Три раза перекрестившись, она при каждом крестном знамении пила воду. Потом сама опустилась на постель и тихо умерла. Это было 15 января 1860 года.
Три дня она лежала в гробу, как спящая, без всяких признаков разложения. Ее тело при громадном стечении народа было предано земле в часовне Задонского Богородицкого монастыря, возле могилы затворника Георгия, в ряду других задонских подвижников.
По молитвам Матронушки
Еще до рождения Матронушки ее мать видела чудесный сон: к ней прилетела белая слепая птица с человеческим лицом и села на правую руку.
В 1881 году у нее родилась слепая девочка (вместо глаз были впадинки), которую назвали Матроной. Когда девочку крестили, над купелью поднялся столб легкого благовонного пара. Знамение богоизбранности заметили и священник отец Василий, и все, кто присутствовал при Таинстве. Еще совсем маленькая, ночью, когда все в доме спали, Матронушка выбиралась из своей постельки. Бывало, отец и мать проснутся, а дочки рядом нет. Они зовут ее, и она отвечает: