Нет царя у тараканов

Вайсс Дэниэл Ивен

После достойного самки сеанса прихорашивания шляпа вернулась на место. Я вылез из новой постели. Задняя нога дернулась и порвала чешуйку. Я замер: этот промах мог стоить мне жизни. Но ничего не случилось. Видимо, кожа совсем мертва. Я попробовал ее на вкус, но она была такая горькая, что пришлось выплюнуть. Жалко. Мы с Руфусом могли бы жить в подлинном симбиозе: я бы ел вволю, а он бы избавился от перхоти.

Воздуха не хватало, и я уже собрался наверх, когда заметил на соседней чешуйке какой-то комок. Компания гнид, маленьких личинок вшей, – Руфус им и тепло,

и еда. Неудивительно, что он так долго скребся – гниды славятся острыми клешнями. Я не стал приближаться.

– Как раскопки, парни? Я тут новенький. Что мне нужно знать?

Прожорливые сосунки и головы не повернули. А мне нужно много информации. Как часто Руфус моет голову? Сколько нужно времени, чтобы привыкнуть к его вкусу? Как они могут жить на коже, почти без воздуха? Я вот не мог.

Я всплыл и выглянул из-под шляпы. Холодный вечерний ветер ужасен. Мы с Руфусом двигались полным ходом. Скоро мы вошли в гриль-бар «У Регги».

– Ёпть, Руфус, как дела? – раздался мощный глас.

Здоровенный негр положил Руфусу на плечо ладонь размером с пиццу. Гигантская голова круто скошена от покатого лба к огромному, мощному подбородку. Голова обрита, исключая густой ирокез по центру. В правой мочке – золотая серьга в форме револьвера. Такой же амулет свисал с золотой цепи на шее. Сигара с лейбаком «Эль Продукто» уютно устроилась в дыре, где не хватало желтеющего переднего зуба.

Мы втроем уселись на растерзанные барные стулья. К нам подошел бармен с мутными красными глазками кокаиниста.

– Что желаете, джентльмены?

У Регги все сплошь были черные, кроме жирной крашеной блондинки за стойкой напротив нас, чья тонкая белая футболка, я так понял, должна была продемонстрировать обвисшие груди во всем их меркнущем великолепии. Под толстыми очками в металлической оправе блондинкины глаза походили на лягушачьи. Возможно, миопия виной тому, что огненно-красная помада почти совсем промахнулась мимо губ. Блондинка нетерпеливо вздыхала, пока седеющий мужик на стальных костылях пытался не рухнуть на пол, давая ей прикурить.

– Мне как обычно, – ответил Руфус.

– Чем был занят? – спросил здоровяк.

– Особо ничем. Торговлю торговал. Бармен вернулся и смешал Руфусу «курвуазье» и «севен-ап». Руфус отхлебнул и почмокал губами.

– А-а, хорошее дерьмо.

Меня обрызгала пара гнусных капелек. Я вытерся о волосы. Я поклялся завязать с выпивкой навсегда.

– Малой, я тебя видел с какой-то мрачной девахой на днях. В «Жириках».

Малой широко улыбнулся и захохотал. Во рту запрыгала сигара.

– Ага, клевая, правда?

– Шустрая девка, Джим. – Руфус улыбнулся и подставил ладонь. Малой хлопнул так сильно, что я испугался, как бы он ее не сломал.

Другой голос сказал:

– Пошустрее бы не мешало. Этой корове диетические таблетки – в самый раз.

Я был поражен таким вызовом и еще больше тем, что Малой его проигнорировал.

– Так вы с ней живете? – спросил Руфус.

– И не думаю. Эта сучка выглядит ничего себе, и дырка у нее такая, что медок течет. Но ей бы только удолбаться.

– Ее

можно понять. На себя посмотри. Уродливый бизон. Такой чумазый, что не поймешь, где грязь, а где ниггер, – сказал голос.

Малой опять не почтил вниманием этот инстинкт смерти. Не понимаю.

Внезапно Руфус уронил голову. Быстро ухватившись за волос, я избежал падения на барную стойку. Руфус хлопнул в ладоши и фальцетом взвизгнул.

– Чего ты ржешь? – спросил Малой.

– У тебя самый здоровенный негритянский нос на свете. Маме следовало тебя назвать Пылесосом.

– Ну, я тяну иногда пару дорожек. Конечно.

Но эта сучка только этого и хочет. Дорожку за дорожкой, дни и ночи напролет.

– Ага, прямо как ты. Только ты выбрасываешь мертвых президентов. Потому что у нее есть пизда, а у тебя нет, ну еще бы.

Малой расстроился. Ему одного удара хватит, чтобы уложить Руфуса на стойку. Я глянул вниз – куда придется падать.

Местная популяция Блаттелла Германика была достаточно велика, ее защищал тусклый свет и бурая полировка. Они жили на орешках к пиву и попкорне. В их движениях не сквозили страх или бешенство, как у Айры в квартире. Хорошая простая жизнь.

– Ты понял, о чем я. С этой сучкой и не поговоришь даже, – сказал Малой.

Руфус опять засмеялся.

– Только слышишь, как бедра по ушам хлопают. «Сладкая крошка, раздвинь-ка ножки, угости немножко».

Он хлопнул Малого по плечу, и я опять чуть не упал. Но теперь я заметил, что граждане в баре – бледные, ненатурального оттенка, жалкие в неоновом свете. Как и люди вокруг, они чересчур злоупотребляли алкоголем.

– Заткнись, Руфус, – сказал я. – Больше со здоровяком не спорь. Я тут жить не хочу.

– Сучка тащит зарплату прямо из-под носа. Не знаю, что с ней делать, – жаловался Малой.

– Чек на пособие, а не зарплату. Вчера три часа в очереди, не забыл?

Мерзкий голос нужно заткнуть. Сколько еще Малой вытерпит?

– Ну то есть что делать-то? Чтоб грина не тратила, но дело делала? – спросил Малой.

– Не спрашивай, – ответил Руфус. – Меня твои мерзкие телки не цепляют.

Я вцепился ему в волосы.

– Ты понял, да, о чем речь? – снова вмешался голос. – Пять минут назад она была шустрая девка. Теперь жаднюга слышит, что она тянет бабки, и шустрая девка превращается в мерзкую телку. Не волнуйся, Малой под кайфом, потом и не вспомнит.

– Я в телку не сунусь, если не чувствую ни хрена, – продолжал Руфус.

Теперь настал черед Малого смеяться. «Эль Продукто» закачался у него в зубах.

– То есть что – встает, если вдарят?

– Телки с мордой в кокаине – это не для меня. Чистый бизнес. И, раз уж речь о бизнесе, ты Лестера не встречал?

Малой допил пиво и заказал еще. Судя по отражению циферблата в его потном кумполе, дело к ночи.

– Слыхал про Лестера? Сделал табличку: «Я слепой, благослови тебя господь». Каждый божий день сидит на тротуаре у больших контор в центре, с палкой для слепых. К осени столько бабок сделает, что на «Линкольн» хватит. А зачем он тебе? Подать ему хочешь?