Нет человека – нет проблем!
Шрифт:
— У меня к вам вопросы касательно Феофанова Виктора Арсентьевича, — сказала я, откидываясь на стуле. — У нас есть серьезные доказательства того, что ваш муж организовал покушение на вашего любовника, а также совершил ряд других преступлений.
Мои слова вызвали у Варвары состояние, близкое к обмороку. Рот ее округлился, глаза расширились. То бледнея, то краснея, она чуть слышно пролепетала:
— Этого не может быть.
— Очень даже может, — с серьезным видом кивнула я. — Что вы об этом знаете?
— О чем? — с недоумением проговорила она испуганно.
— Советую сотрудничать,
— Я не понимаю, чего вы от меня хотите, — пролепетала она срывающимся голосом.
«Еще немного, и прольются слезы», — подумала я, а вслух сказала:
— Постарайтесь собраться и вспомнить, с кем общался ваш муж в последние дни. Может быть, вы слышали какие-нибудь подозрительные разговоры?
Варвара словно не слышала ничего.
— Все, что вы говорите, — какая-то ерунда, — перебила меня она. — Костя не мог совершить покушения. Просто дичь какая-то. Он другой. Он бы так не сделал.
Не успела я продолжить допрос, как зазвонил сотовый Мочаловой. Она взглянула на номер звонившего, извинилась и сказала:
— Попрошу перезвонить.
Но звонивший не позволил от него отмахнуться. От его слов Варвара изменилась в лице. До меня долетали отдельные фразы, состоявшие на пятьдесят процентов из мата, а на остальные пятьдесят из обычных ругательств.
— Ну что я еще должна сделать, чтобы ты меня простил?! — воскликнула Варвара в отчаянии. Последовало продолжительное молчание. Она слушала ответ, а я старалась уловить смысл разговора по отрывочным репликам. Звонил ее муж, несомненно. На разговор его сподвиг мой визит.
— Давай ты вечером придешь домой, и мы спокойно поговорим. Я сейчас не одна и не могу разговаривать, — попросила она собеседника. — Я… — Разговор оборвался. В лице Варвары читалось отчаяние и страх.
— Может быть, вы все-таки уделите мне немного времени? — подала я голос со своего места.
Варвара вздрогнула:
— Да, конечно.
— Ответьте мне, почему вы полагаете, что ваш муж не мог «заказать» Феофанова? — спросила я, выделяя каждое слово.
— Потому что он может сделать кое-что похуже, — вздохнула она печально и посмотрела в сторону, на столик с медицинскими инструментами. — Если он разведется со мной, я в буквальном смысле окажусь голой на улице. У меня ничего своего нет. Виктор же может остаться без работы. Муж позвонит своим друзьям, и того вышвырнут с работы, как паршивую собачонку.
— Почему же он этого не сделал? — поинтересовалась я.
— Потому что он сказал мне, что я во всем виновата, а Виктор обычный кобель и его не интересует, — ответила она, посмотрев мне прямо в глаза. — Все зло он срывает на мне. Начался сплошной ад!
Я не испытывала к ней сочувствия, однако в словах Мочаловой была доля истины. Ее муж не походил на человека, который чуть что — сходит с ума от ревности. Скорее, он выглядел как человек, очень дорожащий собственной шкурой. Поняла я это по началу нашего разговора с ним, по его реакции. Когда я сказала, что дело касается любовника его жены, он удивился — не более. Не было возмущенных криков: «Как вы смеете говорить о моей жене такое! Немедленно вон!» Действительно, Мочалов заволновался, узнав, в чем его
Когда я вошла в тетину квартиру, то с порога услышала грубый прокуренный голос, принадлежащий типичному отморозку:
— Эй, сучка, не шевелись, или я выпущу тебе кишки!
Рука метнулась к револьверу в кобуре под мышкой. В следующее мгновение я расслабилась, поняв, что это телевизор. Из гостиной зазвучала тревожная музыка, и невидимая мне женщина закричала. Разувшись, я вошла в гостиную. Смотревшая телевизор тетя, вскрикнув, обернулась на звук открывающейся двери.
— Фу, Женя, ты меня так напугала! — сказала она с облегчением. На экране небритый урод с дикой радостью на лице угрожал пистолетом какой-то блондинке.
— Тетя, что ты такое смотришь? — спросила я, чмокнув ее в щеку.
— Да даже и не знаю. Включила, начала смотреть, а теперь уже хочется узнать: останется ли Элоиза живой или Санчес ее убьет? — ответила тетя. Блондинка остановилась у края ужасного обрыва и душераздирающе закричала, пошатнувшись.
— Боже! — выдохнула тетя. Ее пальцы впились мне в предплечье мертвой хваткой. Экран телевизора заполнило искаженное гримасой злобной радости лицо Санчеса. Разинув рот, он захохотал, затем по экрану поползли титры, и голос за кадром объявил, что продолжение сериала смотрите завтра в это же время.
— Все уже закончилось, успокойся, — сказала я, отрывая от себя тетины пальцы.
Опомнившись, тетя кинулась к газете, смотреть по программе, что это был за фильм.
— Тетя, я немного проголодалась, — начала я, однако тетя меня перебила:
— Женя, вот он, называется «Сладкие грезы любви», не забыть бы посмотреть завтра.
— Я счастлива за тебя, только есть хочется.
Тетя Мила намек поняла и потащила меня на кухню. На первое — грибной суп, на второе — фрикадельки под кисло-сладким соусом и зелень. Я работала ложкой вовсю, вспоминая бутербродную диету, на которую была вынуждена сесть в Карасеве.
— Я вчера пекла ромовые бабки, — произнесла тетя, наблюдая за мной, — но ты же не любишь мучное.
— Не сегодня, — сказала я, разделяя тефтелю вилкой. — Давай их сюда немедленно.
Тетя порадовалась моему заявлению, как радовался бы любой повар голодному клиенту.
— Как у тебя с Виктором дела, если не секрет? — спросила она, ставя передо мной блюдце с ромовыми бабками.
— Нормально, — буркнула я и, отодвинув пустую тарелку, придвинула к себе ромовую бабку.
— Ну, Женя, что значит нормально? — недовольно проворчала тетя. — Вы с ним встречаетесь?