Нет дьявола во мне
Шрифт:
– Как так? – спросила его Мари, услышав это.
– Когда вот так… – Ник легонько коснулся ладонью ее головы, провел ею туда-сюда. – Когда иначе… – Он переместил руку ей на плечо и легонько его сжал.
– Ты сейчас приласкал меня, погладив, и… поддержал?
– Да! Господь любит нас и поддерживает… Но мы иной раз забываем об этом.
– Даже ты?
– Даже я. Но здесь, в «Черном кресте», со мной такого не бывает. Я так хотел бы провести здесь всю свою жизнь…
От этих воспоминаний Мари отвлек голос Стефана:
– Даже не мечтай о том, что Николас ради тебя
– Иди в задницу, Тетерев!
И, врезав кулаком в его жирный живот, убежала.
Что это был за день!
Сказочный просто…
Николас смог освободиться на целых шесть часов. Это же одна четвертая часть суток. Они гуляли, загорали на «пупке», потом сидели в ИХ гроте и ели какую-то совершенно необыкновенную монастырскую кашу. Казалось бы, что может быть оригинального в пшенке с овощами? Но то ли какая-то там печь особенная, то ли повар гений, но Марианна уплетала кашу с таким аппетитом, что не успела оглянуться, как ее горшочек опустел. Потом еле отдышалась.
– Как ваше выступление перед папой? – спросила она, разомлевшая после сытного обеда, но не желающая дремать. Зачем красть у себя самой время? Без Николаса можно только тем и заниматься, что спать.
– Всем понравилось, в том числе понтифику. А я недоволен.
– Почему?
– Переволновался и спел не очень чисто.
– Не может такого быть. Ты всегда поешь идеально.
– Ах, если бы…
Марианна достала из рюкзака термос с кофе. Решила взбодриться. Коньяка в этот раз она не добавила, зато немного корицы и ванили бросила. И кофе так умопомрачительно пах, что Ник тоже захотел попробовать, хотя был равнодушен к этому напитку. Больше любил морсы да компоты. И обязательно кисленькие.
– У меня презент для тебя, – сказал Ник. – Из Ватикана.
И достал из котомки коробочку. Скромную, из обычного картона.
Мари открыла подарок. В коробке, завернутая в кусок белой ткани, лежала брошка. Маленькая голубка. Глазки бусинки. А сама покрыта белой эмалью и… позолотой?
– Какая прелесть! – восхитилась Мари.
– Рад, что угодил.
– Не дешевая вещь. Где ты взял деньги?
– Эту брошь мне подарил ювелир, который ее и изготовил. У него магазин на площади Святого Петра. Он был на нашем выступлении, и ему очень понравилось. Когда мы с Бартом, гуляя, остановились возле витрины, чтобы поглазеть на украшения, он узнал нас. Пригласил к себе и вручил по презенту.
– Барту тоже символ мира достался? – Она знала этого парня, низенький, белобрысый, вредный, он, как Мари казалось, терпеть ее не мог. Может, ревновал к ней Ника. Он считал его своим лучшим другом.
– Вообще-то, голубь – символ Святого Духа. В первую очередь. А Барту подарили ежика. Очень миленького. Он даже несколько похож на Барта…
– Козла не было, что ли? – пробормотала Мари себе под нос. И по-русски. Чтоб Ник не понял, о чем она. – Но дареное – не дарят. Так у нас говорят.
– У нас тоже. Но я и принял этот презент лишь потому, что хотел что-то привезти тебе.
– Спасибо
– Давай прикрепим брошь к одежде?
Она кивнула. Ник встал, прошел к ней. Мари тоже поднялась. Чтоб парню было удобно, чуть согнула колени. Так они оказывались одного роста.
Николас прикрепил голубку к ее футболке. На ней украшение не смотрелось, конечно, но какое это имеет значение? Подарок прямо у сердца расположился, вот что важно.
Мари сама не знала, как осмелилась… Попутали бесы?
Она обхватила шею Ника руками, по-мужски настойчиво притянула его к себе и стала целовать…
Он напрягся сначала, сомкнул губы, но вскоре обмяк. И телом, и ртом. Сам прижался к Мари, стал отвечать на поцелуй. А потом она почувствовала его эрекцию…
Как там мама говорила? Тяжело ему придется бороться с собою? Мужского много?
Мама даже не представляла, насколько в Нике этого мужского было много.
– Все, хватит! – выдохнул он и оттолкнул Марианну. Получилось грубо. Но она не обиделась. Она поняла его. Побоялся потерять над собой контроль. А она сама не хотела, чтоб между ними что-то произошло сейчас. Ни время, ни место не подходили.
Ей очень хотелось объясниться ему в любви. Вот именно сейчас. Но и для этого ни время, ни место не подходили. Поэтому она просто протянула руку. Когда Ник вложил в нее свою, пожала. Он улыбнулся.
– Кофе, наверное, уже остыл… – Да, что может быть лучше в данной ситуации, чем разговор на нейтральную тему. – Давай выпьем его и пойдем.
Они вернулись за «стол».
– Я через четыре дня уеду домой, – сказал Ник, отхлебнув кофе. – На месяц.
– Но ты вернешься?
– Да. Меня берут помощником хормейстера. Буду до восемнадцати лет в поселении обитать.
– Здорово!
– А ты когда в Москву возвращаешься?
– Двадцать восьмого августа.
– Значит, еще встретимся.
– Ты будешь писать мне?
– Куда же я денусь? – с ласковой улыбкой проговорил он.
Мари коснулась броши и подумала о том, что теперь есть не только ИХ место, но и ИХ тотем. Этот голубок с позолоченными крыльями. Для кого-то он символ Святого Духа, для кого-то мира, а для нее символ их любви.
У них было всего четыре дня!
В середине августа мама заболела. Ощущала постоянную слабость, сопливелась, кашляла и хандрила. На обычную простуду это не было похоже, поскольку та проходит через несколько дней. А маме ничего не помогало: ни порошки, ни таблетки, а к врачам она обращаться отказывалась. Она-то знала причину своего недомогания – Джакомо ее бросил. Увлекся другой. Но глава семьи Андроновых об этом не догадывался и очень за жену беспокоился. Поэтому отправил ее на море, и дочку с ней, чтоб приглядывала.
Там матушка тоже не сразу в себя пришла. Пока не закрутила роман с владельцем фитобара, ходила сопливая, покашливающая, смурная… Но вскоре ожила. Вот только домой ехать не захотела. И вернулись Андроновы в деревню двадцать третьего августа поздним вечером. А двадцать восьмого уже отправлялись домой!