Нет места для живых
Шрифт:
– А я думала, канализация – это большая труба, заполненная дерьмом, – сказала завуч, оглядываясь.
– Все так думают, – ответил бугай Бутырко. – Нас как-то послали на задание, а там хоть и горы с пустыней, в Кабуле-то, а канализация все равно…
– Старший сержант! – прикрикнул на него майор.
Они вышли в помещение главного коллектора.
– Виноват, – Бутырко замолчал.
– Ой-вей! – раздался из темноты голос. – Да все таки знают, что в Кабуле наши контингенты!..
Ханурик заорал и стал палить на голос. Грохот дребезжал в ушах, отражаясь от высокого бетонного потолка. Майор одним движением отобрал у него карабин и двинул локтем в грудь. Ханурик сел.
– Ну
Пять фонарей, в панике порыскав по темным стенам, уткнулись в сидящую напротив человеческую фигуру.
– Кто таков? – крикнул майор. – Чего здесь делаешь?
Человек, кряхтя, поднялся, отряхнул черное замызганное пальтецо, снял шляпу, обнажив голову с жидкими седыми волосами, свисавшими подобно сосулькам.
– Это очень сложно объяснить кто я таков и что здесь делаю, гражданин начальник. Фамилия моя Вундермахер, зовут Моисей Лазаревич, а здесь я сижу. Сидеть – это мое постоянное занятие. Я сидел при Владимире Ильиче, сидел при Иосифе Виссарионовиче. При Георгии Максимилиановиче меня ненадолго выпустили, но при Никите Сергеиче снова посадили. А все почему? А все потому, что кому-то пришло в голову, что я не люблю советскую власть. Кто-то решил, что сидя я буду любить ее больше. А теперь я сижу здесь, и мне совсем не нравится, что происходит у вас там, наверху.
– Это местный безумец, – тихо объяснила Андревна майору. – Его недавно из психушки выпустили.
– Ясно, – ответил майор. – Так, гражданин… э-э… Махер. Производится эвакуация населенного пункта. Собирайтесь. Пойдете с нами.
– И вы таки думаете, что я как несмышленый елед обрадуюсь вашему предложению? Здесь тепло и не слишком воняет. А наверху радостно бродят огромные шлимазлы, и мне совсем не хочется с ними встречаться…
– Это не обсуждается, – сказал майор. – У меня приказ очистить местность от посторонних. И я его выполню…
– А меня хотел оставить, – пробурчал протрезвевший от запаха депутат.
– …если посторонние меня не слишком напрягают, – добавил майор, глянув на него.
Вундермахер развел руками и снова надел шляпу.
– Собирайте вещи.
– Вы видите здесь какие-то вещи? Вот когда меня забирали в первый раз, рядом таки действительно были вещи!
На бетонном полу лежала только газета с какими-то объедками.
– Тем лучше. Клава, выдай ему запасные очки и пару брызгалок из своих запасов. Так, гражданин Махер, как только увидите что-нибудь серое и клубящееся, пускайте струю. Поможет.
– Да, – согласился тот. – Струю пускать мне даже в лагере иногда помогало.
– Значит, так, – обратился майор к своему маленькому отряду. – Теперь нас девять. – Он посмотрел на депутата. – Точнее, восемь с половиной. И половина – это далеко не пионер. И даже не Махер. Идем дальше колонной строго по два человека, исключая гражданина еврея. Авангард – я, Клава. Арьергард – турист и сержант. Пионер, завуч – вторые за нами.
– А можно мне пистолет? – спросил пионер.
– Нельзя. Затем – безумец и алкоголики. Смотреть в оба, особенно на развилках и при наличии боковых коридоров. Фонарики и спирт наготове. Выдвигаемся.
Метров через сто, после двух стычек с мелкими тенями, судя по их виду, бывших когда-то крысами или собаками, майор посветил фонариком на потолок.
– Сыро, – объявил он. – Река близко.
– Сдается мне, граждане начальники, зря вы туда идете, – сказал Вундермахер. – Там же самое что ни на есть логово главного кипода. И он совсем не обрадуется вашему появлению.
Тоннель упирался в бетонную стену, по которой медленно стекала полузамерзшая вода. Рядом были металлические
– Пришли, – сказал майор. – Там река. Она наверняка холодная, но это лучшая защита от нападения. Даже лучше спирта. Если что – ныряйте с головой. Потом отогреетесь. В полутора километрах на восток первые заставы. Для нас главное – добраться туда. После этого забудете все, как страшный сон. Старайтесь не смотреть назад. Там аэродром. И то, во что он сейчас превратился.
Ивана передернуло, и он с ужасом понял, что обязательно посмотрит.
Они вылезли на потрескавшийся холодный асфальт, продуваемый со всех сторон. Берег реки начинался шагах в десяти от люка, за голыми прутьями какого-то мертвого кустарника. Даже отсюда было видно, что река наполовину обмелела, а вдоль берегов бугрится кромка странного голубого льда.
– Ой, гражданин начальник, вы бы таки сразу предупредили бедного Мойшу, что ваш предок служил Сусаниным! Вы же нас прямиком вывели в самый центр этого ледяного кибуца! Гляньте, гляньте! Ну, что я вам говорил?!
Вокруг на пределе видимости носились взад-вперед странные тени, со всех сторон выло и скрежетало, а над ближайшими домами плясали, ежесекундно изменяясь, какие-то колючие сооружения.
– Тихо вы, жертва режима, – злобно прошептал майор. – Все на землю, легли, ползком, по кустам, вдоль реки… живо!
Они вжались в асфальт. Только Вундермахер полз на коленках, придерживая шляпу. Один за другим они скатились с дороги. Жесткие прутья мешали ползти, громко трещали, но в вое и скрежете этот звук терялся. Тогда Иван не выдержал и осторожно глянул назад, за реку.
Он увидел белесое небо над летным полем, испещренное ломаными линиями, во все стороны торчали гигантские сверкающие иглы. Они закрывали все вокруг, и яркие пятна чужих глаз сверкали на их сочленениях. Глаза расплывались, становясь то ярче, то темнее, собираясь в созвездия и галактики, и Ивану казалось, что их свет проникает в душу. А внизу, далеко на аэродроме, он увидел сияющую каплю и понял, что это «Ураган». Самолет мало походил на свои фотографии, казалось, он соткан из звездного света, лившегося на него сверху. Он был там и вернулся. Он принес нам нечто важное, такое, ради чего стоило умереть. Ведь любая жизнь – ничто по сравнению с упорядоченным великолепием космоса. И тогда Иван вдруг понял, что жуткая вакханалия в небе подчинена строгим законам, каждая игла имеет смысл, каждое изменение необходимо, а сверкающие глаза – лишь вход туда, где каждый займет свое место. Не об этом ли мечтали все поколения ученых – упорядочить мир, понять его до конца, проникнуть в самый дальний его угол? Вся Вселенная открыта теперь перед тобой, Иван Быков! Все ее тайны и дороги! Но в ней нет места жизни. Жизнь – это лишь хаотичный паразит на теле холодного порядка, навсегда привязанный к телу заболевшей планеты. В космосе нет места живым. В космосе есть место только для мертвых. Это мы поняли в тот момент, когда пересекли орбиту Марса и растворились последние связи, порожденные паразитом. Нам пришлось вернуться, чтобы объяснить это вам. Теперь настал твой черед…
Грохот выстрела ударил по барабанным перепонкам. Сержант передернул затвор, и Иван увидел, как вставший на колени депутат ползет назад, к реке, в сторону «Урагана». Он размахивал руками и что-то вопил, подняв голову вверх, туда, где над ним уже нависали, переливаясь, белесые отростки.
– Там же система! Система! – кричал депутат. Его очки полетели на асфальт, и тут же серой коркой стали покрываться руки, лицо, а в следующее мгновение он уже рассыпался на серые куски.
– Бегом в реку! – заорал майор, поднимаясь на ноги и толкая к берегу всех, кто попался ему на пути.