Нет места под звездами
Шрифт:
— Ты ведь сказала мне правду, я не вижу похоти в твоем взгляде. Поклянись, что ты все еще верна мне — и в мыслях, и телом.
— Клянусь. Я скорее умру, чем позволю кому-то другому прикоснуться к себе.
— Что ж, мне этого довольно, — он отпустил ее и тут же ударил ладонью по лицу. Не сильно, почти без замаха, но пощечина от человека, привыкшего к весу меча, оказалась слишком тяжелой для женщины: Арселия вскрикнула и чуть не упала, потеряв равновесие. — А это тебе за то, что посмела лгать мне, — холодно добавил Сабир. — Конечно, я сам виноват: оставил лазейку, позволил
Арселия всхлипнула, прижимая руку к горящему лицу, но взгляд не опустила. Сиятельный выдержал паузу и отметил:
— Вот так гораздо лучше. Надеюсь, урок ты усвоила?
— Да.
— Тогда можно переходить ко второй части.
Он ударил небольшим молоточком по медному диску на столе, дождался, когда в кабинет вошел секретарь и приказал:
— Вызовите главу тайной службы сюда. Немедленно.
Император подошел к окну, раздернул занавеси, пуская в комнату дневной свет. Арселия не знала, что ей теперь делать и чего ожидать, потому кинула робкий взгляд на двери.
— Даже не мечтай уйти сейчас. Ты останешься. Думала, нести бремя власти легко? Я покажу тебе, чем заканчиваются такие игры.
***
Глава тайной службы редко ошибался: в людях, оценке событий, поиске причин тех или иных поступков. Именно это позволило ему подняться из грязи дармсудских задворок и стать тем, кем он теперь являлся. Точный ум, умение сопоставлять, делать выводы, а также полное пренебрежение к чувствам других людей дали ему силу и могущество, не знающие себе равных.
Сиф Йонна давно понял, что власть — от главенства в доме до управления государством — это тяжелый и, подчас, неприятный труд. Кому-то суждено выносить кухонные помои, а кому-то — убирать неугодных людей. Не всякий властитель готов испачкать руки лично, а потому при каждом дворе найдется тот, кто должен выполнять грязную работу за своего хозяина.
Для кого-то это было бы позором, но для Сифа это была увлекательная игра, которая приносила настоящее удовлетворение. Страх, ненависть, беспомощность, отчаяние приговоренных давали ему почувствовать свою значимость, возвыситься над всем остальным миром. И хотя величие момента меркло и рассыпалось в прах, гасло вместе с последним дыханием жертвы, ощущать себя хоть на краткий миг повелителем чужих судеб было по-настоящему приятно.
Теперь же он наслаждался долгой агонией императрицы, наблюдая за ней чужими глазами, слушая чужими ушами. Он знал, как она дорожит теми немногими друзьями, что были у нее в жизни. Знал, как сильны ее чувства к сыну, и как велика жалость к Мейрам, лишенной радости материнства. И знал то, как боится она гнева супруга. Он не ожидал, что эта тихая женщина найдет в себе силы рассказать Сабиру правду, а тем более — рискнет чужими жизнями.
Глава тайной службы редко ошибался, но в этот раз ошибка обошлась ему слишком дорого.
Сиф Йонна увидел Арселию сразу же, как переступил порог императорского кабинета. Бледная, с воспаленными глазами, левая щека горит огнем, но голова поднята
— Сиятельная госпожа, сиятельный господин, — Сиф склонился крайне почтительно. — Вы хотели видеть меня?
— Мне нужна ваша помощь, — голос императора был ровным, лишенным даже оттенка каких-либо чувств. — Вы же отлично знаете законы нашей страны и все виды наказаний, которые положены преступникам. Я запамятовал, какая кара ожидает лжеца, предателя и изменника?
— Сожжение заживо, сиятельный, если преступник не знатного происхождения. В противном случае — зависит от степени вины. От обезглавливания, до публичного четвертования виновного и всей его семьи, с дальнейшим запретом на погребение, — хмуро ответил глава тайной службы.
— А если обвиняемый предал не только империю, но и меня лично?
— В этом случае вы вольны выбрать наказание сами.
— Благодарю. Скажи мне, Йонна, — Сабир, наконец, развернулся лицом к своему соратнику, — что из того, что рассказала мне супруга о вашей с ней недавнем разговоре, правда?
— Это зависит от того, что именно она вам поведала, — осторожно начал Сиф, но сиятельный дал волю своему гневу:
— Не смей увиливать! — выкрикнул он, выпуская на свободу стихии.
Пол под ногами Сифа пошел рябью, и глава тайной службы упал на колени, потеряв равновесие. В воздухе свистнуло — плеть, сотканная из потоков ветра, обрушилась его спину, вспарывая одежду и добираясь до тела. Йонна крик сдержал, но обычно бледное его лицо стало серым.
— От того, солжешь ты мне сейчас или скажешь правду, зависит твоя жизнь, — голос императора понизился до почти звериного рычания. — Итак, думай дважды, перед тем, как ответить. Ты знал об обмане, который совершила сиятельная госпожа, но вместо того, чтобы рассказать об этом мне, своему законному повелителю, решил использовать это в своих целях?
— Да.
— Ты обещал госпоже свое молчание в обмен на ее тело и благосклонность?
— Да, — Сиф бросил на Арселию короткий злой взгляд и успел заметить, как лицо ее исказилось гримасой отвращения.
— У тебя есть оправдание для подобного поступка?
— Эта женщина не достойна вас. Тот, кто солгал раз — солжет вновь. Кто предал единожды — уже не будет верен. Если бы госпожа приняла мое предложение, вы бы узнали об этом.
— До или после того, как ты бы получил предмет сделки? — усмехнулся император. — Не играй со мной, Йонна. Хочешь заставить меня поверить, будто ты решил рискнуть своей головой, чтобы изобличить ее коварство?
— Я говорю вам правду, клянусь. Я бы не посмел прикоснуться к тому, что принадлежит вам.
— Забываешь: я знаю о твоих наклонностях больше, чем кто-либо иной. Думаешь, для меня секрет, как ты предпочитаешь проводить время с рабынями? И что остается от них, когда ты устаешь от игры?
— У меня нет тайн от вас. Ни в чем.
— Тогда скажи — ты желал ее? Прикасался к ее коже? Вдыхал ее аромат?
— Нет, мой господин.
И тут же закричал от жуткой боли: на его руках от запястий до локтей вспыхнуло жаркое пламя.