Нет ничего сильнее любви
Шрифт:
– Давай, – Галка кивнула, да так резко, что край бокала едва не отпечатался у нее на высоком лбу с милыми поперечными морщинками.
«Это мудрость проявляется, – успокаивала Галку мама, – украшение зрелой женщины. Кто ты без них? – Мама пристально щурится в зеркало на свой довольно ухоженный лоб и кончиками пальцев подтягивает вверх наружные уголки глаз. – Сцыкуха! А я вот собралась круговую подтяжку делать, Вадюша обеими руками “за”».
Хитро ухмыляясь, Ленка вынула будильник из коробки и завела. Через пару минут кафе огласил нестерпимый звон. Извиняясь, прыснули, столкнулись лбами, дали «колобку» по голове, сунули в коробку и, переглядываясь и давясь хохотом, заказали по бокалу вина.
– Ты таки окончательно поднял мертвого из могилы, – проворчала Галина Сергеевна, косясь на «колобка», и свесила ноги с дивана, – ну подруга, ну удружила…
Сто раз собиралась выбросить этот будильник – пусть смартфон выполняет его функции. Правда, дважды смартфон сильно подвел, так и не зазвонив. В сервисном центре казус объяснили коротко: «Ну бывает…»
Галка встала на цыпочки, потянулась, покрутила головой до хруста в
Бездумно уставившись на шипящую кофеварку, Галка выпила два стакана воды – ежедневная дань разумной жизни и здоровья ради… Ради встречи, которая когда-то будет. Обязательно будет, потому что шарик круглый. В общем, надо хорошо выглядеть. Кофеварка фыркнула и выключилась. Галя наполнила чашку коричневой жидкостью, к которой пристрастия не имела. Глотнула без излишней мечтательности, не зажмуриваясь от аромата. Предоставив кофейному напитку, как в рекламе, наполнять квартиру и окрестности волшебным запахом, Галя пошла к двери, на которой кнопками было пришпилено изображение. С распечатанного на цветном принтере листа улыбался симпатичный фантом из фильма «Охотники за привидениями», а ниже шрифтом, годным для рекламы ужастика, красовалась подпись: «Чужим не входить! Ни под каким предлогом!» Галка усмехнулась и заглянула в комнату. Зевнула, прикрыла рот ладонью – чистенько, аккуратненько, цвета штор, подушечек и коврика здорово подобраны. Молодец, Настюша. Хорошо, что сейчас девочка сама завтракает. Правда, она была самостоятельной с первого дня, но Гале с этого же первого дня очень хотелось, чтобы Настя чувствовала ее заботу. Забота начиналась в шесть тридцать. То и дело натыкаясь на углы и плохо соображая, где она и что нужно делать, Галка на автопилоте неслась в кухню и готовила, как сказала однажды Настя, суперзавтраки. Сначала в садик отводила, потом в школу снаряжала, а вот в институт собираться не помогает. Настя сама попросила: мол, ты устаешь, ложишься поздно, еще заболеешь от недосыпания. Девчушка прочла коротенькую лекцию о вреде недосыпания – Галя слушала внимательно, а как не слушать студентку медицинского института? Тьфу! Медуниверситета. И какой идиот это придумал? Университет – это где много разных специальностей, от физиков до лириков, а не одни врачи от стоматологов до проктологов.
Галина Сергеевна снова зевнула, потянулась, свела лопатки, почесала затылок и направилась в кухню. Да, запах кофе витал в воздухе, но ничего особенного в нем она так и не уловила, сколько ни водила носом. А заплатила за зерна будь здоров! Получается, она такая же жертва рекламы, как и все, а думает, что особенная… Угумс! Посмотрела в окно на невинно-голубое небо без единой тучки и включила ноутбук, с вечера оставленный на столе. Писем, кроме рассылки с сайтов, на которую сама подписалась, не было. На вчерашнее Ленкино письмо ответила. Их переписка – так, ни о чем, болтовня двух одиноких женщин. Одиноких в личном плане. Да, Ленкина мама живет с ней, а не в пригороде, но у тети Зои с памятью уже лет двадцать плохо. Если б не Ленка, та давно была бы овощем, но дочь не дает ей расслабляться – достала какое-то японское пособие для таких вот больных и гоняет бедную старушку в прямом и переносном смысле этого слова. Заставляет делать утреннюю гимнастику, много гулять, много читать, заучивать наизусть стихи и разгадывать кроссворды. Тетя Зоя было заупрямилась: «Я уже старая, дай мне спокойно помереть!», да не на ту напала. Ленкины труды увенчались заслуженным успехом: тетя Зоя даже поклонника себе завела и на свидания бегает. При этом Лена на всякий случай распечатала имя поклонника и основные вехи биографии, а также домашний адрес на маленьком листочке и сунула эту бумажку мамочке в сумку. И сестра у нее есть очень хорошая, Наташка, директор школы, живет в Луганске, раз в месяц обязательно приезжает. У Галки тоже есть брат, правда, он сейчас в Польше на заработках – что поделаешь, жизнь такая. Ленка воспитывает Пашку, старшего племянника, Галка – Настю, если про весь этот сложный процесс можно сказать «воспитывает». По ее разумению, воспитание получается двустороннее, и неизвестно, чье влияние сильнее. Ленка иногда в шоке от разговоров с Пашкой, в хорошем смысле этого слова – с Пашкой она все время в тренде. Настя Галю тоже все время держит в тренде, только вот Галку от этого слова поначалу выворачивало в прямом смысле, уж очень оно созвучно слову «трындеть». Но, как оказалось, ничего общего с ним не имеет. Ладно, не нужно ворчать, а нужно просто жить в ногу со временем, так, как эти юные создания, с легкостью и непонятно откуда взявшейся мудростью и талантом выхватывать из сумбура жизни главное. Они с Ленкой тоже изо всех сил стараются выхватывать это самое главное и, в отличие от некоторых ровесников, не утверждают, что жизнь пролетела мимо. Вот еще дурацкое выражение! Как жизнь может пролететь мимо? Она с тобой, она в тебе, а не где-то. Она, как домашний котенок, все время требует внимания, заботы, нежности. Не дашь всего этого – «котенок» заболеет, поблекнет, покроется проплешинами и язвами. В общем, не обижайся, если однажды утром обнаружишь, что жизнь твоя совсем не такая, как ты хотел. Да что вы понимаете, разглагольствуют эти некоторые, мы тут ни при чем, во всем виноваты политические катаклизмы и Луна не в той фазе. Ленке и Галке все это осточертело, и они потихоньку отдалились от ворчунов
Говорят, друзья копируют поведение друг друга, но они не копировали, а просто жили. В школе сидели за одной партой, вместе уроки делали. После школы Ленка направилась в пединститут, на физико-математический факультет, у нее по физике и математике одни пятерки, а вот у Галки от этих наук в животе сразу холодно становилось, и она потопала в сторону, противоположную и в научном, и географическом смысле – через площадь от педагогического, в университет, на филологический факультет. На занятия ездили вместе, домой возвращались тоже вместе.
Настоящая любовь накрыла подруг в одно время, но поздновато, под тридцать, до этого у обеих были влюбленности с нехорошим осадком – и Ленке, и Галке парни наставили рога. Филолог Галка тут же возразила математику Ленке, что в соответствии с греческим эпосом такое определение в отношении женщины не годится. На что Ленка выдала: «Знаешь, от чего моя голова тяжелая и трещит? От ветвистых рогов!» И Галка запрятала свою начитанность подальше. Настоящая любовь тоже оказалась конечной, и вот… Имеем, что имеем. У Ленки детей уже не будет: ей матку удалили. «Как и у меня, – рассуждала Галя, – ведь климакс уже не за горами: украинская женщина приговорена статистикой к проклятому климаксу в сорок девять лет».
– Та-ак, надо сон записать, а то забуду.
Последнее время сны снятся уж очень странные. Не по содержанию, а, как бы это сказать, с титрами. Нет, это даже не титры, потому что они не плывут внизу «картинки», они где-то… В общем, где они – непонятно, но Галка их читает и вот именно их запоминает. Благо, память у нее фотографическая.
Кисти рук на несколько мгновений замерли над клавиатурой, и…
«Хрум… Хрум… Под ногами хрустит снег. Едва коснувшись разгоряченного лица, снежинки покалывают, тают и стекают к шее…»
Закончив, она захлопнула ноутбук и, потирая пальцами уши, направилась к зеркалу.
– А-а-а, – показала зеркалу язык, скорчила рожицу: рожица смешливая, а вот глазки грустные.
– К черту грусть! – улыбнулась она и заговорщически подмигнула своему отражению. Впереди ждал новый день.
Ленка предлагала проветриться – она сейчас не работает, потому как реализации нет и их швейный цех приостановили на неделю. Но проветриться не получится, у Галки работы, как всегда, по горло, и будет просто замечательно, если главред раньше начала ноября не нарисуется. Собственно, она проверяет почту из-за него – всплывающую строку о приходе писем отключила, чтобы не отвлекала. Хотя он может нарисоваться и раньше, он это умеет. Если письмом – то ничего срочного, так, мелкие вопросы, а если звонит, то все ясно…
– Галина, будьте добры, пришлите рукопись пятнадцатого числа.
– Да это ж на полтора месяца раньше срока!
– Я жду пятнадцатого, – в голосе металла побольше, чем в звоне «колобка».
Галка хочет тут же дать ему по голове, как «колобку», но она этого не делает. Во-первых, нехорошо бить главного редактора, примерного мужа и отца двух очаровательных девочек, по наиболее уязвимому месту, а во-вторых, он не виноват, у него к Галке ничего личного, только бизнес, сроки, ответственность, и, как у всех, не самое понимающее начальство. Вернее, владельцы издательства. А что нужно Галке? Ей это все по барабану, ей нравится писать. Нравится работать до одури. Нравится заново, по-другому проживать жизнь, нравится по-другому описывать события. Кто знает, может, это и есть то самое программирование своей судьбы? Тут главное не навредить, хотя это тоже категория философская – вред или польза видны не сразу, а много позже, с большого, так сказать, временного расстояния. Нравится падать ночью в холодную постель и тут же отключаться. Но… Но ей не нравятся сны, приходящие ну уж очень часто после того, как на тумбочке поселился обновленный «колобок». Или нравятся? Все зависит от сна. Она хочет их видеть, и… не хочет. Они сводят ее с ума в прямом смысле, зато как сводят… Вот если бы была таблетка, гарантирующая полное отсутствие сновидений, думает Галка в минуты меланхолии. Проглотила, водичкой запила, глаза закрыла, и все: ты в черной дыре, в которой, если верить Ленке, ничего, кроме понятной физикам черной материи, нет. Но это несбыточная мечта, такая же несбыточная, как главная мечта Галкиной жизни. Нет, неправда, это уже не мечта, а печальное воспоминание о ней. Печальное воспоминание о встрече, которой, возможно, никогда не будет, а Галка, глупышка, бережно хранит его и боится – прошло много лет, очень много. Они живут в одном городе, но за без малого двадцать лет ни разу не встретились, не столкнулись. Кто-то сказал: он расширил бизнес и уехал то ли в другой город, то ли за границу, но приезжает. Может, оно и так – табличка с названием его фирмы висит на том же месте, и сайт работает, и его фото на сайте… Допустим, они встретились, и что? А ничего! Привет! Привет… Как дела? Отлично… Ну пока… Пока… Вот и все. Да, так и будет. И не скажет она то, что уже много раз говорила ему во сне, шептала устами героинь. Не услышит его слова из своих грез. Все будет много прозаичнее. Нет, все будет ужасно, потому что, уходя, он снова уведет с собой ее душу. Ненадолго, на день-два или неделю, но уведет. Душа вернется, несчастная, бескрылая, и Галка еще много дней будет недоумевать, что же произошло, почему ноги не слушаются и почему все так? Почему?!
Такое бывает в минуты меланхолии. Когда же меланхолия отступает, Галка только и мечтает уснуть… и видеть сны. Ее накрывает розовато-сопливое настроение, и там, где у ангелов растут крылышки, начинает чесаться. Чешется, конечно, не только там, и Галка с двойным, а то и тройным рвением тягает блины в тренажерном зале, бежит к косметологу за инъекциями молодости – почему бы и нет? И как только сходят следы от уколов, массирует уже провисающий подбородок, взбивает яйца с медом и всякими маслами и втирает, втирает в лицо… И так до… В общем, до приступа меланхолии. Лицо, нужно отдать ему должное, молодеет, но… глаза те же, грустные…