Нет ничего сильнее любви
Шрифт:
А что у нас сегодня? Сегодня что-то среднее, и Галка еще не знает, куда отклонится стрелка барометра настроения. Прекрасная погода, совсем не осенняя – октябрь вообще удивил, два дня назад еще короткий рукав носили, а вчера подул свежий ветерок с запахом далекого дождя и напомнил, что пришла осень, и пришла давно. Осень – это хорошо для кожи лица. Тьфу, надо же, как приелись те давние статьи! Листва на клене за окном – красоты необыкновенной. Вот что: надо сбегать в спортклуб и решить вопрос с будильником. Обязательно. Она метнулась в спальню, схватила «колобка» – сам виноват, окончательно разбудил давно и крепко уснувшую любовь. Уснувшую в надежде на пробуждение, как спящая красавица во хрустальном гробу. Эх, лучше б этой любви вообще не было! Хотя… если подумать… откуда без нее черпать сюжеты для романов? То-то! Галя вынула из ящика пакет и завернула в него будильник.
– Извини, но с меня хватит! – Она вышла в коридор. – Не обижайся, но я оставлю тебя возле мусорника, кто-то
Она положила пакет на столик возле входной двери, вернулась в кухню, взяла чашку с кофе, над которым клубился едва заметный пар, мечтательно зажмурилась, как в рекламе, и отхлебнула.
Хм… Горячее дерьмо. Ох, не такой кофе они пили, разбуженные звоном, тогда желанным и многообещающим – они заводили «колобка» первого поколения, в другом исполнении, более кондового, на полтора часа раньше, чтобы насладиться друг другом. Пили быстро, обжигаясь, боясь потерять даже доли секунды, потому что знали цену мгновениям… Обжигающее дыхание… объятия… его влажная горячая кожа. Обжигающие ладони. Струйки пота между лопаток. Стоны. Его запах…
Она открыла глаза. Это Юра приучил ее к кофе, но не к такому. Она скривилась и поставила чашку на блюдце. Надо запить водой, а то во рту будто… Ой, не привередничай, кофе тут ни при чем, тебя просто опять накрывает меланхолия. Галка распахнула дверь холодильника и наугад взяла один из тетрапаков с соком.
– Нет, это уже слишком!
Из всех соков ей попался томатный! «Томатный сок» – шептал Юра, проводя языком по ее подмышке.
Она выпила сок, сполоснула стакан, а внутри уже закипала злоба на себя, на Юру, на весь мир… Но тут же из воздуха соткались буковки и, покачиваясь на уровне глаз, сложились в два предложения: «Угомонись. А то день насмарку!» Да, все правильно – раскопки в глубинах памяти предвещают не что иное, как проклятущую меланхолию. И сожалеть слишком поздно.
И Галка угомонилась, но в голове уже роились мысли…
И зачем память так с ней играет? Словно настырный диггер спускается в заброшенную шахту ее прошлого. Да здравствует приступ меланхолии! Ведь в другие дни перед глазами то и дело маячит транспарант «Поздно бывает только на кладбище!» с ухмыляющимся черепом после восклицательного знака.
Почему бы памяти не внять голосу разума? Зачем тревожить уставшее сердце? Причем и наяву, и во сне, когда Галка еще не соображает, что к чему и где она.
Так получилось, что в самом начале игр памяти – сны тогда редко ее посещали – спала очень мало, часов пять, особенно в конце квартала, а тут годовой отчет. Она тогда бухгалтером работала – филологи в пору расцвета бизнеса на руинах самой счастливой страны в мире никому не были нужны. Так вот, тело спало, а разум продолжал создавать не бухгалтерские проводки и налоговые накладные, а ее жизнь. Создавать по-новому, по-другому, будто огромным ластиком вытирая все плохое. Галка была в шоке от всего этого, но память словно жила своей жизнью: как только Галя падала в объятия Морфея, услужливая не там, где надо, память вытаскивала из своих недр забытое, добавляла незабытое, крутила все это, вертела и преподносила счастливице в виде снов. Почему счастливице, спросите вы? Цветные сны. В них всегда были хеппи-энд и ощущения исключительно приятные. Они, должно быть, хранили Галкину душу. По крайней мере, в этих снах она ликовала…
Интересные получались сюжеты, занимательные. Бывало, уже за чашечкой не всегда мерзкого кофе, разложив все по полочкам, Галка с грустью осознавала, что таким вот образом сердце мстит ее голове за то, что та не дает ему покоя. Именно мстит, а интуиция сюда даже не заглядывала, потому как заглядывать некуда, да и незачем, все давно ушло, уплыло. Это ей тоже интуиция подсказала: мол, не напрягайся…
А вообще ее интуиция с детства ведет себя довольно разумно – на пустое не сильно распыляется. В детстве нашептывала, какой урок выучить, а на какой забить. Однажды «посоветовала» в трамвае у окна не садиться, и в это окно камнем запустили. А про самый жуткий случай, когда она, уже студентка, хотела перейти дорогу на зеленый сигнал светофора, уже ступила на зебру – и вдруг все ее тело будто панцирь сковал… ой, лучше и не вспоминать. Если бы «панциря» не было, она б уже взирала на землю с облаков, или откуда там взирают? А дело было в «рафике», он выскочил из-за угла и пронесся мимо Галки на такой скорости, что волна горячего воздуха едва не сбила ее с ног. М-да… Разное бывало, и на это разное у Галки существует одно объяснение – ее прадед по материнской линии, расстрелянный большевиками в тридцать восьмом году, был самым что ни на есть настоящим мольфаром из Космача, а в этом карпатском селе до сих пор мольфары живут.
Первое время сны нравились, и, вечером забравшись в постель, она «программировала» себя на то, что хотела бы увидеть еще и еще: знакомство с Юркой – уж очень необычное оно было… Первое свидание, уже в Харькове, – зашли в кафе, просидели до полуночи. На следующий день утром он позвонил, спросил, что она делает вечером. В ту же секунду забыла, что договаривалась с подругой пройтись по магазинам. Они встретились
Хорошо, что в психушку не попала, а еще лучше, что не наступило раздвоение личности, а сработал присущий ей рационализм – из всего извлекать пользу. В общем, глубокой зимней ночью она проснулась, бросилась к столу и записала сон. Вернулась в постель и отключилась, едва голова коснулась подушки. Что она утром помнила? Что в эту ночь ей было очень хорошо, что душа млела от счастья и что она все записала. Она покосилась на стол, и по телу пробежала волна обжигающего предвкушения – сейчас она встанет и прочтет… Волна докатилась до сердца, кончиков пальцев, рта. Подушечки пальцев закололо, сердце неистово забилось, губы приоткрылись, с них готов был сорваться сладкий стон, но сорвался крик ужаса. Волна отхлынула – и Галка вскочила с дивана как ошпаренная. С полминуты она стояла неподвижно, уставившись на стол, а перед глазами плясали сначала водяные пузыри и черные «мушки», а потом всплыло жирное шестизначное число из двадцать третьего счета, а в его хвосте гуськом два слова: «дебет» и «кредит». И еще всплыла картина маслом: она склонилась над столом и в толстой амбарной книге пишет между строк, на полях, в общем, там, где есть место, а книга эта не что иное, как годовой бухгалтерский отчет, с которым она сегодня должна отправиться поездом в Киев в министерство. В горле пересохло, как в пустыне Гоби или Сахаре, Галка глотнула и вспомнила, как выводила размашистым почерком слова с одной-единственной мыслью – записать, пока память удерживает идиллические картинки и пока душа парит, захлебываясь от счастья. На негнущихся ногах она подошла к столу и обомлела – так и есть, два экземпляра отчета лежат аккуратной стопочкой сбоку, а один по центру. Она открыла его и аж присела – ни на первой, там, где печати и подписи главбуха и ректора, ни на двух следующих страницах не было живого места. Но ситуация поправимая – отчет не на камне вырезан, за час можно распечатать испорченные страницы, подписать, заново переплести и успеть на скоростной поезд, отходящий с вокзала в четверть второго. Или, если не успеет, поменять билет на вечерний.
Она вырвала испорченные листки, спрятала их в письменный стол и поехала на работу. А там тихий, раздраженно-вкрадчивый вопрос главбуха «вы сошли с ума?» в ответ на ее признание: мол, захотелось почитать, уж очень интересный отчет, и нечаянно разлила соус – что-то перевернул в душе Галки. Она молча взяла со стола чистый лист и под прицелом двух злобных глазищ, жирно подведенных черным, твердой рукой написала заявление об уходе по собственному желанию.
Со словами «вы правы, я сошла с ума» она положила заявление главбуху на стол.
– Деньги за билеты я верну, – бросила она и покинула кабинет.
Постояла в коридоре, с удивлением ощутила прилив сил и неуемно-идиотской радости и позвонила Ленке. Подружка поддержала и вопрос типа «как дальше жить собираешься?» не задала, а предложила вечером обмыть это важное событие. Событие обмыли, напившись до неприличия. В министерство поехала «сидящая» на основных средствах, а Галю уволили за несоответствие занимаемой должности, но еще две недели она отрабатывала.
Заначки не было, помощи ждать неоткуда, и Галка занялась поиском работы. Понимая, что на зарплату препода филологии не проживешь, разве что репетиторством заняться, но это не ее, она точно знает – ну не любит учительствовать, не любит бубнить одно и тоже, для очистки совести прошерстила вакансии по специальности и убедилась, что диплом университета можно засунуть в одно место. Зарплаты не хватило бы даже на пропитание, а ей еще долг отдавать. Бухгалтерский стаж на тот момент был невелик, всего полтора года – эту нехитрую, близкую к логике и далекую от математики и физики специальность она освоила сразу после ареста отчима, чей долг упал на ее плечи. Галя почесала затылок, побродила по комнате и взяла телефон. Первый, кому она позвонила, был Жорик, однокурсник, работавший почти по специальности: имел свой издательский бизнес. Он печатал упаковки, коробки, этикетки, папки, поэтические сборники, прозу, монографии, районные газеты и вестники всяких вузов, а также автобиографии выдающихся горожан в шикарных переплетах, иногда в коже и даже тисненые золотом. Позвонила исключительно с целью предложить себя бухгалтером, а он с радостью сказал, что возьмет ее к себе, но бухгалтер у него есть, а вот редактор нужен. Причем удаленный. Галка чуть со стула не упала – это ж какая экономия на обуви, одежде и транспортных расходах! Жорик огласил размер зарплаты. Теперь настало самое время грохнуться со стула – препод столько и во сне не видит, а на работу каждый день к восьми тридцати, будь добр… ножками… Галкина интуиция подсказывала, точнее, она прямо в ухо орала, что это как раз то, что нужно. Ну как тут не прислушаться?