Нет пути назад

Афанасьев Александр

Сейчас отель, точнее, его здание, коробку с отметинами от пуль и снарядов, выкупили русские и отремонтировали. На первом этаже – открыли ресторан «Голубые купола», кто бывал в Ташкенте, тот поймет, о чем я говорю. Готовили здесь не хуже, чем в оригинальных «Голубых куполах», и здесь была музыка, живое исполнение, пели афганские исполнители. Впервые, после нескольких лет мрака, афганский народ начал приходить в себя. Во время, пока в городе были религиозные экстремисты, за исполнение песен или музыки полагалась смертная казнь, равно как за прелюбодеяние, содержание голубей, стирку белья в реке Кабул,

выливание помоев туда же или бои воздушных змеев [2] .

2

Это было и в нашем мире – при талибах, все описано точно.

Но сейчас здесь мы, русские, и певица по имени Карара сейчас поет мелодичную и чуть печальную песню о любви, красивую, хотя не все слова я понимаю. Полагаю, эту песню следовало бы петь вечером и под нее танцевать медленный танец с очаровательной дамой… но она пела ее сейчас, навевая грусть…

В голову лезла другая песня, которую я, с вашего позволения, приводить не буду. Страшная и грустная песня, которую я услышал в Персии и которая говорила, что дороги назад нет и ничего не изменишь.

Передо мной стояла чашка чая и симьян, местное сладкое лакомство к чаю, что-то вроде сладкой соломки, к которому я не притронулся. Ветер с гор бил в окно, стучался, жаловался на свою нелегкую судьбу: ветер здесь тоже был неприкаянным, как и люди. В Афганистане тоже бывает зима и зима, суровая, до минус двадцати даже в ущельях. Я ждал человека, но человек не пришел…

И глупо было надеяться, что он придет.

В предательство Ковалева я не верил – слишком просто. Рыбалка, которую мы вели вот уже шесть месяцев, начала давать свои плоды – просто по закону больших цифр. Мы нашли уже девять совпадающих точек. Но предательство Ковалева не вписывалось, оно было вне картины, и это несоответствие надо было устранить.

Заодно и найти себе хоть каких-то союзников. Хоть каких-то. Ибо осознавать, что ты один… ну, пусть вдвоем, и мы ведем войну против системы, более того, против своих же, – все это очень тяжело.

А так – мы вели двойную жизнь. Занимались работой. Теряли сотовые телефоны. Изредка навещали конспиративные квартиры. Я почти перестал летать в Ташкент, не было ни времени, ни сил. Помимо этой работы мы вели обычную, выявить и уничтожить, – и террористы выпустили фетву, в которой приговорили меня к смерти. На моей памяти эта третья, одна вынесена в Бейруте, вторая – в Тегеране. Теперь – еще и в Кабуле…

Один раз я заметил за собой слежку. Своих же. Слежка вялая и явно дежурная: контрразведка проверяет. Сбрасывать не стал.

Поводом навещать конспиративную квартиру стала афганка Лайла. Сначала – просто поводом. Теперь – уже по-настоящему.

Куда идем мы с Пятачком? Большой, большой секрет. И не расскажем мы о нем, о нет, и нет, и нет…

Я вдруг поймал себя на мысли, что в какой-то момент просто бросил поводья. По крайней мере в своей личной жизни – точно. И куда меня несет теперь, я не знаю…

Не знаю.

Я посмотрел на часы. Полтора часа. Точно не придет. Точно.

Да и было бы глупо

ожидать, что придет…

Я поднялся из-за стола, оставив на нем катеринку. Поклонился, глядя в глаза певице, – обычное дело для русских дворян – проявить уважение, – отчего певица сфальшивила в одной ноте. Это ничего. Пусть поет…

Получил в гардеробе пальто совершенно омерзительного стиля, но зато теплое. Запахнув его покрепче, вышел на улицу через стальные двери, которые давно заменили здесь стеклянные, предусмотренные проектом первоначально. Ветер, несущий с гор холод и мелкий, крупкой снег, голодным зверем вцепился мне в лицо. В стороне у костра грелись замерзшие усатые нафары.

Зима. Холод. Никогда не любил зиму, чтоб ее…

Нащупывая в кармане брелок противоугонки, направился к стоянке, где меня ждала бронированная машина.

– Эфенди…

Повернулся. Молодой парень, с короткими турецкими усиками, закутанный от холода в пуштунское бесформенное покрывало. Таксист, к гадалке не ходи. Интересно, как его сюда пустили: сюда не пускают таксистов из-за угрозы террористических актов, постояльцев привозят-развозят машины, принадлежащие отелю. Наверное, родственник одного из тех замерзших нафаров, греющихся у огня.

– Эфенди, такси совсем недорого.

– Рахман, дост, – вежливо сказал я, – но у меня есть машина.

– Эфенди… – не отставал таксист, – дороги Афганистана опасны, а там, где вы хотели бы оказаться, особенно. Вам нужен провожатый, иначе вы никогда не доберетесь до своей цели. Очень недорого, эфенди…

Я понял, кто это. И зачем он здесь.

– Каждая работа должна быть оплачена по справедливости, мой друг. На вот, возьми. И не считай это лихвой. Своди свою девушку куда-нибудь. – И с этими словами я протянул таксисту десять катеринок. Сто рублей более чем достаточно для услуги такси, но я предпочитаю здесь не экономить. Мало ли кто этот водитель и что от него будет зависеть. И пусть он воспринимает меня не как неверного, приговоренного к смерти Шурой, а как человека, который дал ему неплохие деньги за услугу. Ведь в молодости денег постоянно не хватает, по себе знаю.

Короче говоря, делай добро. Может быть, и вернется…

Водитель явно замялся – а кто берет деньги у кяфира, тот сам кяфир, – но все-таки деньги взял. Поспешно спрятал в нагрудный карман рубахи.

– Сюда, эфенди…

Буран разыгрался не на шутку, как в степях северного Туркестана. Ледяное крошево летело в стекло, было темно, фары не пробивали и на пять метров. Я начал понимать, почему афганцы выбрали именно этот день: о полете беспилотников в таких условиях не могло быть и речи.

И мне, если честно, беспилотники тоже были не особо нужны.

Фары внезапно высветили надвигающуюся на нас стальную громаду, афганец выругался, вывернул руль, и мы разошлись с морским высадочным средством, на котором здесь передвигались морские пехотинцы. Колесный монстр – до крыши даже я с трудом могу достать рукой.

Вот и еще один повод для вражды. Один идиот не включил фары ночью, опасаясь обстрела из темноты. Другой не успел вовремя отвернуть – могли бы и мы сейчас не успеть. ДТП, труп. Или трупы. Для афганцев понятно, кто виноват. Да и для нас тоже.