Нет такого слова (сборник)
Шрифт:
Женщины переходят реку вброд символы и знаки
Мне приснился страннейший сон. Как будто я увлеченно и быстро читаю книгу, интересную и неплохо написанную. Со странным названием и сюжетом. Название: «Женщины переходят реку вброд».
Книга про придворного художника, живущего в России, в нынешней, современной. Однако это монархия. Причем монарх называется не царь, а почему-то король. Сюжет заключается в том, что этот художник пишет по королевскому заказу картину с указанным названием. Большое и, главное, очень
Картина, которую пишет герой книги – «Женщины переходят реку вброд», – должна, по утвержденному королем замыслу, быть символом преемственности истории. Река, и пейзаж вокруг, и сами женщины в неожиданно старомодных костюмах (начала XX века – шляпки, вуальки), но с современными лицами и фигурами, и даже портретные черты изображенных женщин – все это должно нести некое философское значение, должно читаться как знак эпохи.
Но кроме всего – и в этом важная часть замысла – это должна быть просто хорошая картина, просто изображение красивых, нарядных и сильных женщин, которые, подобрав юбки, а кое-кто и почти раздевшись, обнажив ноги, перебираются через неглубокую реку.
Художник долго подбирает натурщиц, ищет лучшую композицию, пишет картину почти год. И вот она готова. Ее смотрит король во главе всего двора.
Картина принята, одобрена, она будет висеть в каком-то очень престижном месте (то ли в Государственном зале приемов, то ли в фойе Третьяковки) – это как раз обсуждает король с придворными.
Но художник понимает, что он написал «просто картину», что ее философская символика никому не важна, не читается, да и не нужна, наверное.Трудности перевода очень много по Фаренгейту
Вашингтон, июль, центр города, асфальт тает под ногами, марево пляшет перед глазами, градусов сорок или сто сорок, уже ничего не соображаю, куда бы воткнуться присесть и попить.
Китайский ресторанчик. Дешевый и почти пустой.
Сажусь. Отдыхиваюсь. Озираюсь. Самообслуживание. Доползаю до стойки. Беру стакан ледяной воды, выпиваю. Еще один. Чуть полегче. Беру – для приличия – салат. И с третьим стаканом даровой воды возвращаюсь за столик.
Входит чернокожий мальчик. Похож на нищего. Достает кучу мелочи. Стакан пепси – почти доллар. Ну, центов восемьдесят, не помню. Долго считает монетки. Китаянка пересчитывает. Подает ему огромный пластиковый стакан – пепси надо набирать самому в автопоилке. Мальчик, путаясь в огромных трусах до половины икры, наступая на распущенные шнурки рваных кроссовок, бредет к этой разноцветной машине. Подставляет стакан. Слышу грохот. Мальчик набирает лед, доверху, с горкой. Потом на это дело из другого крана льет пепси.
Дурак, думаю я сквозь жару, обязательно тебе
Мальчик сует в стакан трубочку, выходит на невыносимую улицу.
Я смотрю на китаянку за стойкой. Она громко разговаривает по телефону. По-китайски, разумеется. Тынь-пынь-дынь-фынь.
У меня по спине ползет струйка холодного пота – несмотря на жару.
Я понимаю, что я ее понимаю. Все понимаю, что она говорит. Наверное, это бывает перед смертью, думаю я. А вдруг я уже умер? И это моя душа все понимает?
Китаянка за стойкой говорит:
– А тын ше вон ком то мо ро фу кын быц!
Я понимаю, что это значит:
– Думаю, она завтра не придет. Ух, тварюга!
Но почему я ее понял?!
Я прикрываю глаза. В коричневой тьме, как на школьной доске, выплывают слова:
– I think she won’t come tomorrow! Fucking bitch!
Ага. Выходит, я пока живой.
Чернокожий мальчик со стаканом возвращается добавить льда.
Шведская свадьба этнография и антропология
В пятницу наш пустоватый «Гранд-отель Сальтшобаден», расположенный в 30 км от Стокгольма, вдруг посетило оживление. Гости съезжались на дачу. Они вылезали из дорогих машин и, катя за собою чемоданчики на колесиках, входили в стеклянные раздвижные двери отеля.
Некоторые дамы уже были одеты очень пышно:
в бально-вечерние платья, шелковые, парчовые, какие хотите. Колыхание обнаженных спин, едва прикрытых бретельками. Другие дамы, одетые обычно, ныряли в свои номера и выныривали торжественно и чудно переодетыми.
Кавалеры выходили в коридоры и холлы во фраках. К вечеру все собрались в одном из залов ресторана, долго там шумели и хохотали. Я решил, что это какая-то корпоративная вечеринка. Но бармен объяснил, что это – свадьба.
Интересные дела. А где жених и невеста? Где банкет с нестройными криками и аплодисментами? Ничего подобного. В субботу с утра пораньше эта публика, скушавши завтрак в компании двух десятков постояльцев (нас грешных то есть), тут же переоблачилась во фраки и платья и продолжала веселиться. Обедали они отдельно, ужинали тоже.
Да, но где же молодые? И вот часов в одиннадцать вечера распахивается дверь и в гостиницу влетают жених и невеста. Жених в сюртуке, именно в сюртуке, а не во фраке, взмыленный, с расстегнутым крахмальным воротничком и без бабочки, катит чемодан на колесиках. То, что это жених, мы поняли по невесте, ибо это была она: в огромном белом платье со шлейфом. В диадеме. С букетиком цветов в левой руке. На запястье левой руки у нее была петелька от шлейфа – то есть она свой шлейф сама и несла. Она была грандиозна ростом и объемом. Вся розовая и выпирающая из декольте. Но очень милая лицом. Жених был высок, плечист и тоже очень крепок. Они получили ключ от номера и погрузились в лифт.