Нет такого слова (сборник)
Шрифт:
Они были так красиво и ловко одеты! У них всегда были новенькие блестящие туфли (а у меня – со сбитыми носами), целые носки (а у меня всегда штопаные или зашитые), костюмы (а у меня всегда брюки и курточка).
Помню, однажды я пришел к другу на день рождения, а одна очень красивая девочка сказала своей подруге громким шепотом:
– Он в том же свитере, что в прошлый раз…
Мне стало просто ужасно.Папа сказал однажды:
– Хорошо, что ты не девчонка! Девчонку пришлось бы красиво одевать. А что парню надо? Штаны из чертовой кожи, ковбойка, куртка, кеды, и вперед, на штурм вершин мироздания! – и засмеялся, и
Мне, однако, было обидно.
Хотя с родителями мне более чем повезло, конечно же.Однако только в пятьдесят лет я научился ходить в магазин и выбирать себе хорошую одежку и обувку. А также смело садиться за стол в ресторане и говорить официанту: «Так-так-так… а принесите-ка нам для начала…»
По поводу кофе и булочек сценарий грустной комедии
Мой знакомец, русский швейцарец Георгий Евгеньевич Брудерер, говорил: если придешь в банк и попросишь заем на десять тысяч франков – тебе выбросят в окошечко несколько бланков и замучают требованиями справок с места работы. А попросишь пару миллионов – проведут в кабинет управляющего, подадут кофе и будут вежливо расспрашивать про твой, как бы это выразиться, бизнес-план.
Сразу возникает нечто вроде сценария.
Про немолодого бедняка – иммигранта, бывшего учителя, безработного портного, – который таким манером раз в неделю завтракает в хорошей компании.
Пьет дорогой кофе, ест мягчайшие булочки, сидя в глубоком кресле – о, сумасшедший запах тонкой мебельной кожи! – и неторопливо беседует с двумя солидными господами. Не отказывается от сигары.
– Еще чашечку?
– Нет, нет… Хотя, пожалуй, да. Да, с молоком, если можно. Итак, господа…
Они внимательно слушают, как он пересказывает статью из газеты, которую вчера вытащил из урны. Делают пометки в своих блокнотах.
Но вот какой-то банкир, сидя в своем банкирском клубе, рассказывает коллегам: тут странный заемщик объявился. Просил серьезную сумму, предлагал интересный проект, а потом исчез.
– Гельмут, может, он к тебе переметнулся?
Гельмут говорит, что такой визитер у него был. Генрих вспоминает тоже. И Жан-Франсуа. И даже Теодор Дитрих Глюкштайн фон Абендштерн.
Они догадываются, в чем дело. Они хохочут, хлопая друг друга по коленкам.
В следующий раз, когда он приходит в следующий банк и просит кредит на несколько миллионов, сотрудница выкидывает в окошечко пачку бланков:
– Заполните эти бумаги.
Ни тебе кофе, ни булочек…
– Простите, я забыл очки. Я зайду позже.
Щастливые швейцары! Вся жизнь ваша есть приятное сновидение… письма русского путешественника
Лет пятнадцать назад в Берне. В гостях в старой бернской семье, живущей в старинном – XVIII века – бернском доме. Пригород, сады, серый камень ступеней, прохлада растрескавшихся стен. Пруд с фонтанчиком. Сытые карпы лениво смотрят на гостей, пьющих чай на газоне у самой кромки воды.
Я говорю:
– У вас очень красивый дом. Настоящий маленький дворец.
Хозяйкина бабушка говорит:
– О, да! Муниципалитет его у нас выкупил. Но мы можем в нем постоянно жить. Но должны его содержать в порядке. У нас было много гостей из разных стран.
А вы знаете – вы первый человек из России в этом доме.
Я говорю:
– Как
Все смеются.
Старшая сестра хозяйкиной бабушки возражает:
– Что ты, Лизхен! Маменька говорила, что в 1915 году у нас гостил один русский! Как же его звали? Herr Oliano? Нет, нет… Juliani? Нет…
– Может быть, Herr Ulianoff? – подсказываю я.
– Да, да! – радостно хлопают в ладоши обе старушки. – Да, да, конечно, Ulianoff! А вы что-то слышали про него?
– Да, – говорю. – Что-то слышал. Так, краем уха.
Предисловие к предыдущему Ленин с нами
Сильно до того мы читали Гомера с Азой Алибековной Тахо-Годи.
Мы – это (ныне) профессор Михаил Бибиков, (ныне) протоиерей Валентин Асмус и ваш покорный слуга.
Аза Алибековна объясняла что-то насчет реликтов родового строя. И сказала:
– Вот здесь уместно вспомнить Ленина…
Наверное, она хотела привести какую-то благонадежную цитату. Времена были такие. Ведь даже в книге Алексея Федоровича Лосева «Гомер» была главка – «Задачи марксистско-ленинского изучения Гомера».
Но тут зазвонил телефон. Занимались мы в крохотной комнатке кафедры классической филологии, она же кабинет завкафедрой. Зазвонил телефон, Аза Алибековна сняла трубку, о чем-то быстро поговорила и снова обернулась к нам. Очевидно, забыла про Ленина.
– Читайте, Денис! – сказала она.
Но Асмус не забыл:
– Аза Алибековна, – очень вдумчиво спросил он. – Вот вы сказали, что тут уместно вспомнить Ленина.
А почему? В связи с чем?
– Ах, Валентин! – взмахнула рукой Аза Алибековна. – Ленина всегда уместно вспомнить!
Январь. Прогулка семейные сцены
Сестра Настя поила больного Васю Гурьянова микстурой. Две ложечки. Он сглотнул и сказал:
– Настенька, а я видел, как папаша тебя по попке шлепал, а ты плакала.
– Ладно, Васечка, врать, – сказала Настя и ушла.
Но Вася по правде видел. Он смотрел в замочную скважину. Папаша стоял спиной, и видно было, как он широкой ладонью звонко хлопает Настю по попке. Но попку видно не было, только краешек панталон. Зато было видно Настино лицо с круглыми глазами, полными слез.
Васе казалось, что папаша его шлепает. Ему больно стало – за Настеньку, и захотелось ее защитить. Чтоб у него были конь и сабля, как у кавалерийского офицера, он бы скакал по всей земле, и убивал бы злых обидчиков, и снес бы голову папаше, и приголубил бы Настеньку, а потом сам бы нашлепал ее по попке.
За обедом он спросил:
– Папочка, а мы – богатые?
– Нет, не богатые, – сказал папаша, – но мы хорошо обеспечены.
– И всего этого папа добился своим трудом, – сказала мамаша.
– А почему батрак или бурлак трудятся в поте лица своего, – сказал Вася, – а папочке бумаги на дом приносят, а жалованье у него в сто раз больше?
– В университете поймешь, когда будешь изучать политическую экономию, – сказала мамаша.
– Мой дед, а твой прадед был батраком, – сказал папаша, и губы у него дрогнули. – Я учился на медные деньги. Но ты, Василий, можешь стать батраком или бурлаком, если пожелаешь.
Настя под столом сильно пнула Васю своим башмачком по голени.
– Ты что, больно! – зашипел он.
– Не обижай папочку! – крикнула она и выбежала прочь.