Нет у любви бесследно сгинуть права...

Коллектив авторов

И прорвало.

— От имени города Мурома, — поднялся бахвал к Февронии, и все поднялись и пошли, как боровы, — исполни, что мы тебя попросим.

И Феврония поднялась, она все поняла, но спокойна.

— Слушаю, — отвечает Феврония, — я рада все исполнить.

— Хотим князя Петра, — отчеканил ободренный согласием Февронии смельчак. — Петр победил Змея, пусть Змееборец правит нами, а тебя наши жены не хотят. Не желают под твоей волей ходить. Возьми себе бобра и золота, сколько хочешь, и иди куда хочешь.

— Хорошо, я исполню

ваше желание и жен ваших, я уйду. Но и вы исполните, чего я попрошу у вас.

— Даем тебе слово без перекора, все исполним! — загалдели враз.

— Ничего мне не надо, никакой вашей казны. Об одном прошу, дайте мне князя Петра.

Переглянулись.

И в один зык подвздохом:

— Бери.

У каждого прошло: «Поставят нового князя, и таким князем буду я».

Петр поднялся:

— В законе сказано: кто отпустит жену, не уличив в прелюбодействе, а сам возьмет другую, прелюбодействует. Мне с Февро-нией с чего расставаться!

— Согласны! — рявком ответили бояре. — Ступай с ней.

Феврония вышла из-за стола, собрала со стола крошки. Зажав в

горсти, вышла на середку. И подбросила высоко над головой — хряснув, посыпались дождем драгоценности — золото, серебро, камни, украшения.

— Вашим женам, пускай себе великанются. А вам, — глаза ее вдруг вспыхнули, загорелись и горели, не переглядеть, и рысь зажмурится, не солнечный огонь, а преисподний огнь, — будьте вы прокляты! Не болить вам, не менить.

Она взяла Петра за руку. И они покинули пир.

* * *

Нагруженные муромским добром плыли суда по Оке — путь на Волгу в Болгары. Петр и Феврония покинули Муром, плывут искать новые места.

Долго будет, белыми церквами провожая, глядеть вслед им родной город. И за синей землей дремучих лесов скрылся.

В нежарком луче перетолкались толкачики. Зашло солнце. С реки потянуло сыростью.

Ночь решили провести на берегу.

И раздумался Петр: хорошо ли он сделал — покинул родной город? И из-за чего? И с упреком посмотрел на Февронию.

— Не ропщи, — сказала Феврония, она без слов поняла, — будем жить лучше прежнего, ты увидишь.

Петр не мог не поверить — в голосе Февронии была ясность. Но точащее сожаление не оставляло: «Если бы вернуться!»

— Смотри, эти сухие ветви, — сказала Феврония, — а наутро, ты увидишь, вырастут из них деревья, зазеленеют листья! — и она, осеняя дымящиеся от пара черные рогатки, что-то шептала и дула.

Ночь пришла, не глядя, темная, как лес, колыбеля сном без сновидения. Или такое бывает, когда всю душу встряхнет — все двери захлопнутся: без памяти — мрак.

Утро пробудило надеждой, и первое, что заметил Петр, и это как во сне, на том месте, где укреплены были рогатки и висел котелок, перебегали люди и что-то показывали, кивая головой. Петр подошел поближе. И это было как сон и всем как будто снится, так чудесно и не бывало: за ночь сухие ветки ожили, покрылись листьями и подымаются

зелеными деревьями над котелком.

«Так будет с нами?» — подумал Петр и посмотрел на Февронию.

И она ему ответила улыбкой, с какой встречают напуганных детей.

И когда стали погружаться на суда плыть дальше, видят, на реке показалась лодка, белые весла, поблескивая на солнце, руками машут — или стать за бедой не могут, или не успеть боятся.

— Да это никак с Мурома? — Так и есть: причалила лодка, вышел боярин, шапку долой, низко поклонился.

— Я от города Мурома, — с трудом передохнув, проговорил он, оборотись к Петру, — и всех бояр, кто еще на ногах и голова уцелела. Стало вам скрыться с глаз, как в городе поднялся мятеж: всяк назвался муромским князем и знать ничего не хочет: сколько дурьих голов, столько и шалых по волю. В драке немало погубили народу, да и сами погибли. В городе лавки в щепы, дома глядят сорванными с петель дверьми, в кремнике нет не окровавленного камня. Ласку укокошили, зверь не трогал, а человеку под руку попался — и готов. Вернись, утиши бурю! Будем служить тебе! — И, обратясь к Февронии, еще ниже поклонился: — Прости нас и баб наших, вернись!

Вот оно где, чудо, какой чудесный день — у Петра все мешалось и не было слов на ответ. Феврония приказала судам повернуть домой — в Муром.

IV

Повесть кончена. Остается загадка жизни: неразлучная любовь — Тристан и Изольда, Ромео и Джульетта, Петр и Феврония.

Петр управлял Муромом нераздельно с Февронией. Про это запишут, как о счастливом годе, время Муромского княжества, канун Батыя.

Сроки жизни наступали.

Петр постригся в монахи, приняв имя Давид, и оканчивал дни в городском Богоявленском монастыре. Феврония под именем Ефросиния за городом у Воздвиженья, где в алтарной стене замурован был Агриков меч.

Расставаясь, Феврония сказала:

— Смерть придет за тобой и за мной в один час.

Петр в своей келье ничего не делал, он не мог, и своей тоской заторопил срок. Ему показалось, в окно заглянула Ольга и манит его: он освободил ее, теперь ее черед. Так он это понял и послал Февронии сказать:

— Чувствую конец, приди и вместе оставим землю.

Феврония вышивала воздух: деревья, травы, цветы, птицы, звери и среди них любимый Заяц — они по шелковинке каждый брал себе ее тоску.

— Подожди немного, — ответила она, — дай кончу.

Но час не остановишь, срок не меняется. И чувствуя холод — самое лето, а мороз! — он и во второй раз послал.

— Последние минуты. Жду тебя.

Но ей еще остались пустяки — вынитить усы зайцу.

— Подожди.

И в третий раз посылает:

— Не жду, там —

Она воткнула иголку в воздух — пусть окончат.

— Иду.

И душа ее, в цветах и травах, вышла за ограду встречу другой неразлучной, вышедшей в тот же час за ограду.