Нет времени для Тьмы
Шрифт:
— Больше не звони мне — презрительно сказал бритоголовый Вадим бывшей подружке. — И вообще…
Он протянулся к её сумочке, грубо вырывая её из рук девушки. Та попыталась сопротивляться, но одного замаха было достаточно, чтобы она испуганно отстранилась. Вадим порылся в сумке, забрав айфон в потертом кожаном чехле и несколько тысячных купюр. Все остальное он высыпал в грязь.
— Это моя мобила и бабки мои, — сказал он. — Вали куда хочешь, а мой телефон и адрес забудь. И не попадайся больше мне на глаза — зашибу.
Он еще раз замахнулся, удовлетворенно хмыкнув при виде того, как испуганно отшатнулась девушка. После он развернулся и быстро зашагал вниз по улице, шедшей вдоль парка. По дороге он набрал номер и сейчас оживленно говорил:
— Нет,
Лена поднялась и с ненавистью посмотрела ему вслед. Хотя, наверное, она тоже виновата, — не надо было соглашаться на Серегины уговоры. Ну, кто же знал, — Вадим уже был в глубокой отключке и никто не думал, что он проснется до утра, — хорошо отметили Первомай, начав еще 29-го. Пьянка шла такая, что бурю накануне как-то и не заметили. Ну решила девочка сделать себе праздник повеселее, что здесь плохого? Тем более, что Сережка мальчик молодой, симпатичный. Лена давно на него глаз положила. Да и остальная пьяная компания клятвенно заверила её, что Вадиму ничего никто не скажет и вообще он сам виноват, нечего так нажираться. А как проснулся так сразу и сдали ее с потрохами. Ну, а Вадим взбеленился — Лену за руку и на улицу, даже до дома не дошел, прямо на улице начал разборки.
— Чтобы тебя там менты загребли вместе с твоим стволом, урод, — злобно прошипела она вслед. С надеждой посмотрела по сторонам, — может хоть сейчас, кто-нибудь вступится? Но вокруг было пусто, лишь пара человек быстрым шагом прошла мимо, избегая встречаться с ней взглядом. Милые бранятся, только тешатся, а влезать в чужие ссоры — себе дороже. Да и внешний вид незадачливой любовницы не вызывал особого сочувствия, напротив, заставляя с пониманием отнестись к её разгневанному ухажеру. Пухлые губы с толстым слоем помады, короткая юбка, колготки в крупную черную сетку, порванные в нескольких местах… Мало кто, глядя на все это, не составил бы однозначного суждения о роде занятий молодой женщины.
Впрочем, проституткой Елена не была, хотя вся её жизнь, мягко говоря, не являла собой пример высокой нравственности. Она не была уроженкой Южгорода — ее малая родина находилась в одном из самых депрессивных городов Восточной Сибири. Росшая без отца, у матери-алкоголички, девочка с десяти лет якшалась с местной шпаной. В двенадцать лет она впервые попробовала алкоголь, тогда же она лишилась и невинности. Столь знаменательного события в своей жизни она почти не заметила, да и в дальнейшем Лена не отличалась щепетильностью в этом вопросе. Мать давно махнула на дочь рукой, предоставив её себе. Школу Лена бросила, а деньги на выпивку и всякие девчачьи мелочи добывала вместе с друзьями, грабя в ночных переулках запоздавших прохожих и обворовывая коммерческие ларьки. Первый раз она попалась в четырнадцать лет, по малолетству получила два года в колонии для несовершеннолетних, но выйдя, вскоре принялась за старое. Второй раз оказался серьезней: попавшись на краже из магазина, Лена умудрилась еще и порезать охранника. И вроде порезала совсем чуть-чуть, но за это ей дали еще пять лет. Когда она вышла алкоголичка-мать померла, оставив раздолбанную квартиру в «хрущевке», которую Лена продала буквально за копейки. Их хватило Лене как раз, чтобы уехать в Южгород — там жила её единственная родственница дряхлая двоюродная бабка, давно звавшая к себе родичей, чтобы хоть кто-то ухаживал за больной старухой. Лена, надо отдать её должное, о бабушке заботилась, даже устроилась на работу продавщицей, так что деньги водились. В благодарность старуха перед смертью отписала девушке квартиру. Но едва баба Шура умерла, Лена тут же бросила работу. С тех пор она вела праздную жизнь, сдавая свою квартиру заезжим гастарбайтерам и подругам-продавщицам, приезжавшим в город из окрестных станиц. Другим источником её дохода были многочисленные ухажеры, порой по нескольку человек одновременно. Нравилось это, понятное дело, не каждому, но до сегодняшнего дня вся как-то сходило
— Чтобы тебя посадили и отпетушили, скотина, — еще раз зло произнесла она. Боязливо покосившись в сторону уходящего Вадима, идти за ним она не решилась, чтобы не провоцировать на новую агрессию. Лучше напрямик через парк, тогда она выйдет на трамвайную остановку. Хмель еще не до конца выветрился из ее головы, да и злость на бывшего ухажера все еще затмевала разум: иначе девушка вряд ли пошла одна по ночному парку. Однако сейчас Лена смело шагнула под полог густых деревьев.
— Мама Люба давай, давай, давай, — напевала она песню любимой группы, осторожно пробираясь по скользкой тропинке, — мама Люба…
Желание петь скоро пропало, — в темном безлюдном парке было страшно. Какое-то время Лена могла оглядываться на освещенную улицу, по которой с шумом проезжали машины. Однако потом дорога сделала поворот, и стало совсем темно, лишь вдали на освещенной центральной аллее светило несколько чахлых фонарей. Ночью парк казался огромным, словно лес: Лена пыталась выйти в освещенное место, но почему-то забредала в еще большие дебри, которых вроде бы и не должно быть в центре города. Вокруг раздавался стрекот и писк, кусты шелестели, среди деревьев мелькали неясные тени. Порой казалось, что кто-то неслышно крадется следом и, хотя Лена поминутно оглядывалась и никого не видела, пугающее ощущение оставалось. Девушка изо всех сил уверяла себя, что все это ей только мерещится, но по её спине тек холодный пот.
Впрочем, ничего страшного так и не случилось, и Лена вышла на аллею целой и невредимой. А вскоре она увидела огоньки трассы, даже услышала дребезжанье проезжающего трамвая. Страх отходил, уступая место обиде и злости. Подойдя к ближайшему фонарю, девушка достала из сумочки зеркальце и начала рассматривать подпорченную физиономию. Жалость к себе нахлынула с такой силой, что Лена заплакала.
— Гандон, теперь дня два на улицу не выйдешь, — всхлипывала она. — Урод, убила бы.
— Почему ты позволяешь так с собой обращаться? — раздался голос рядом с ней.
Лена ойкнула и испуганно посмотрела в темноту. Впрочем, испугалась она не сильно — судя по голосу, с ней говорила девушка, лет так на пять младше Лены.
— Не твое дело, — раздраженно буркнула Лена, — иди домой, а то мамка заругает.
Во мраке хихикнули.
— Я старше, чем ты думаешь, — сообщила Лене невидимая собеседница, — так что с тобой?
— А я уже сказала — не твоего ума дело, — огрызнулась Лена. — Покажись, полуночница.
— Да, пожалуйста, — и среди стволов деревьев смутно что-то забелело. В следующий момент Лена увидела девушку — красивую и почему-то совершенно голую. К бледной коже прилипли комки земли и мокрые листья.
— Ааа ты… что? — растеряно произнесла Лена. — Кто это тебя? — наконец выдавила она.
— Меня что? — насмешливо поинтересовалась девушка.
— Тебя изнасиловали? — робко предположила Лена. — Тут же больница рядом, пойдем, тебе помогут.
— Я похожа на человека, которому нужна помощь? — непринужденно спросила ее собеседница.
Лена покачала головой, — нет, на жертву насилия девушка не походила, не было похоже это и на истерику. Вообще любительница ночных прогулок по парку выглядела вполне нормальной, если бы не костюм — вернее отсутствие такового. Не может же нормальная девка гулять голышом ночью. Может её всё таки изнасиловали, и она тронулась после этого? Лене вдруг стало страшно, — мало ли что придет в голову сумасшедшей.
— По-моему помощь нужна как раз тебе, — невозмутимо продолжала странная собеседница Лены. — И я могу помочь.
— Ты? В чем?
— Ты скажешь, кто с тобой сделал это? — девушка протянула тонкую бледную руку, чтобы потрогать синяк под глазом Лены, но та отпрянула.
— Мой бывший, — хмуро произнесла Лена. — Погладил на прощание.
— За что? — продолжала настойчиво расспрашивать девушка.
— А оно тебе надо?! — крикнула Лена, на её глазах выступили злые слезы. — Трахнулась я на стороне, понятно тебе! Ну, что еще спросить хочешь?