Нет звёзд за терниями
Шрифт:
— Я брата искал!
Флоренц потупился виновато.
Значит, Эрих только из-за него не полетел? Кто знает, будь он с остальными, может, калеки бы не взяли верх!
— Ну и спасибо тогда ему скажи. Если б не брат, ты бы уже не дышал.
Эрих угрюмо промолчал.
— Знать бы точно, что задумал Рафаэль. Может, Кори разузнает хоть что-то.
— Тот мужик у источника будет и завтра работать. После обеда. Я вот думаю, стоит к нему наведаться. Первое — он с другими перетрёт, что-то да услышит.
— Так давайте вытащим Ника, — встрял Флоренц. — Он и надёжный, и крепкий — он точно вам поможет! Прошу, давайте его вытащим!
Конрад обернулся к Эриху.
— Что скажешь?
— Не выйдет, — мотнул головой тот. — Лучше скажите, на кого работал Кори. Что он успел вам рассказать? Вы говорили, встретились у Рафаэля. Уверены, что этот скользкий тип не с ним заодно?
— Кори там уж точно были не рады, — ответил старик.
— Да погодите вы! — взмахнул руками мальчишка. — Ник сейчас важнее. Почему не получится его забрать?
Эрих поглядел недовольно. Видно было, пояснять и не подумал бы, если б ответа ждал один Флоренц.
— На Свалку — только поездом, — процедил он, — и кого зря не пустят. А я туда лезть не буду: если Рафаэль меня ищет, у всех входов и выходов уже точно стоят его люди.
— Так а лодочкой!
— Там и места нет, чтобы её посадить. И ещё...
— Верёвку бросим сверху!
— Я сказал, Фло, туда не добраться, — холодным и злым голосом ответил Эрих. — Ты слышал? Вот и не спрашивай больше.
— Так а почему бы и не бросить верёвку-то? — спросил Хенрик с недоумением. — Что не так?
— Да всё не так. Если бы вы хоть раз были на Свалке, не спрашивали бы. Там не люди — твари, которые ничего больше не боятся, которым нечего терять. Без оружия соваться — верная смерть. Если лодку увидят, к ней толпа бросится. Верёвку сдуру спустишь — за неё ухватятся все, кто успеет. Этих тварей только саблями и отгонять, рубить без жалости.
Эрих, распалившись, порывистым жестом вытащил флакон из кармана, выдернул пробку, глотнул, не прерывая рассказа.
— Готовы к такому, чтобы спасти своего Ника? Промедлите — лодку перевернут, и вам конец.
И облизал губу, подхватывая каплю, пролившуюся мимо.
— Тогда и впрямь лучше не лезть, дело того не стоит, — согласился Джозеф.
— Чего же ты врал, что Нику там не опасно?
Флоренц не только это хотел сказать, но стало ему так горько, что горло перехватило, и голос задрожал. И эту слабость показывать не хотелось.
— А ему-то что? — с досадой ответил Эрих. — Пока он там, он один из них. Не думаю, что его тронут. Да ещё, может быть, Рафаэль решит наведаться на Свалку, он же собирает вокруг себя этот сброд. Может, вытащит всех. И прекрати встревать, когда взрослые говорят — сядь и умолкни.
И
— Вы не ответили о Кори...
Флоренц обогнул старика, но на лавку не сел, толкнул дверь.
— Ты куда убегаешь? — насторожился брат.
— Часы твои дурацкие у стены оставил, — огрызнулся мальчишка. — Заберу, жалко же.
А сам прикрыл оттопыренный карман.
— Тогда не задерживайся, — только и бросил Эрих.
Конрад о чём-то спросил брата, но мальчишка уже не слушал.
Все эти люди — жалкие трусы. Никто не настоял, что нужно выручить Ника. Как услышали про опасность, языки прикусили.
А у него, Флоренца, может, и не осталось тут никого ближе Ника. Чужаков он знает всего ничего, Эрих... это больше не его Эрих, а Гундольфа...
Мальчишка шёл сам не зная куда и ревел уже в голос, не стесняясь — кто тут услышит?
Когда жил на старом корабле, маялся, что день на день похож. Мечтал, уйдёт в Раздолье, или что-то случится такое, что разгонит скуку. И пожалуйста, вот оно.
Только нет восторга, и счастья нет. Как будто оказался в море без лодки, и берега не видать, и сил всё меньше. Спасать никто не спешит, в какую сторону плыть — неясно.
Нужно добраться до Ника, вот что.
Они, конечно, приятелями не были, разные слишком. Флоренц заикнулся однажды о старом городе, о мечтах, а Ник посмеялся обидно. Сказал, все мечтатели — глупцы, только языком трепать и могут. Мальчишке тогда не за себя даже обидно стало, а за Эриха. Накричал, помнится, всяких гадостей, до сих пор стыдно.
«Не мечтай, а делай» — вот что Ник говорил всегда. С жабами возился, каждой новой железке радовался, а если в духе был, Флоренца не гнал. Рассказывал, что и как устроено.
И слушать было интересно. Ну, до известного предела, потому как если Ник пускался в рассуждения, какие детали стоит обновить или почему одна пружина лучше другой, тут и уснуть можно было.
И всё-таки он был свой, а своих бросать нельзя. Если доведётся встретиться со старым Стефаном или с Эммой, как глядеть им в глаза? Как сказать, что знал, где Ник, и не помог ему? Хотя вот перед Эммой и без того виноват. Вспомнить только, как расстались. Она добрая, но такого не простит, наверное.
Эти ботинки на ногах — наследство от Ника. Как и умение свистеть. И управлять жабой, пожалуй, Флоренц тоже бы смог, но этому ещё и старый Стефан учил.
Удалось бы только пробраться на Свалку, найти Ника — а там сели бы на первую же найденную лодочку и улетели, Ник бы разобрался, как. Отыскали бы своих, кто остался, и уж больше бы Флоренц никогда не роптал. Навеки оставил бы мечты и о Раздолье, и о другом мире, и о прочих глупостях. Ценил бы то, что есть. И у Эммы бы прощения попросил.