Нет звёзд за терниями

Бонс Олли

— Я, знаешь, в этой компании себя родным не чуял! — так же сердито ответил её спутник. — Чтоб знала, могли и в живых не оставлять, да только сочли, пригожусь. В городе-то, думают, меня ничего не держит, чтобы встать на сторону раздольцев. Ну, я и сидел в уголке да помалкивал. Принялся бы за расспросы, как бы язык не укоротили.

Они шли тесным переулком. По левую руку стена швейной фабрики, по правую — склады, где хранились и станки, и вещи, сделанные впрок, и материалы. Однажды Кори довелось здесь побывать. Господин Второй раздумывал,

не брать ли нужное для Рафаэля прямо отсюда, но потом отказался от этой мысли. И везти далеко, через весь город, и прикрыть недостачу сложно. Куда легче делать это уже на местах, где учётчики вписывают лишнее в книги — а дальше это не идёт, ведь цепочка тут и кончается.

— Значит, сейчас к Рафаэлю, — сказала Кори, сжимая пальцы в кулак.

Гундольф остановил её, положив руку на плечо.

— Никаких «к Рафаэлю», — сумрачно ответил он, качая головой. — Слышал уже, тебя там не жалуют. Попадёшься им на глаза, дальше что? А мне стоять, прикинуться, что не знакомы, пусть хоть что с тобой делают? Или встрять, и тогда он уж точно по доброй воле нам и слова не скажет?

— А мне и не нужно, чтобы по доброй воле.

Кори тряхнула плечом, но чужая тяжёлая ладонь и не думала исчезать.

— И одолжений мне от тебя не нужно. Это моё дело, мне и разбираться.

— Сама же просила приглядеть за Леоной.

— То — раньше, когда подняться не было сил. Теперь я на ногах, и о той просьбе можешь забыть.

— Ох и трудно с тобой, — нахмурил брови Гундольф. — Упёртая, как осёл. Не соображаешь, что ли — это уже не только твоё дело. Можешь, конечно, в одиночку лезть, расшибать лоб, только глупо это. Рафаэль с тобой один на один болтать не будет.

Он помолчал и добавил задумчиво:

— Мне вот ещё сдаётся, будто эти люди за ним приглядывают больше даже, чем ему самому хотелось бы. Оно и понятно: Рафаэль для них — фигура важная, и хоть нос дерёт, сильным он мне не показался. Вот и опекают, как дитя, а он досадует, тоже как дитя. Не думаю, что ты его подловишь, когда при нём никого не будет. Уяснила?

— Да. Идём уже, — ответила Кори.

И они пошли дальше.

Ей нужен Рафаэль, и она его достанет. И если придётся кого-то убрать с пути, так что ж. Не в первый раз.

— Леону твою я видел, — произнёс Гундольф, глядя под ноги. — Точно думаешь, ей нужна помощь?

— Да, и что же ты видел? — рассердилась Кори. — Видел, как она металась в жару, изрезанная, и каждый вздох казался последним? А может, видел, как она падает с высоты трёх ростов, потому что силы отказали, и швы расходятся, кровь течёт — всё в крови, всё тело — сплошная рана!.. Или, может быть, ты слышал, как она кричит от боли и страха, когда из-за капель у неё мутится в голове, а больше ей уже нельзя, доза убьёт, а выпитое не помогает? Знаешь, её привязывали, чтобы не покалечилась, а она видела мертвецов, рвалась и плакала. Ей казалось, те, что умерли давно, причиняют ей боль снова и снова. Что, видел ты это?

— Может, такое и было прежде. А сейчас я видел,

как она летит и смеётся. И говорит, что больше не боится. И свободнее неё, как по мне, там никого нет.

— Свобода? — горько сказала Кори. — Свобода? Ну да, такому, как ты, никогда не понять. Просто цепь длиннее, вот и вся свобода. Немую больше никто не примет, нигде. Ей всё время нужна новая доза, а значит, нужен Рафаэль. Это я ещё могу терпеть, а она — нет.

— Немую? — заинтересовался Гундольф. — Или я что не так расслышал?

Кори обхватила себя руками. Несмотря на жаркий день, показалось, всё внутри заледенело.

— Старое прозвище. Нет желания о том говорить. А ты, значит, только это из моих слов и вынес?

— Да всё я понял. Слушай, я помогу, только обещай, что одна не полезешь. Можешь слово дать?

— Ладно. Обещаю, — легко согласилась Кори.

Слова отбросов со Свалки ничего не стоили. Интересно, просветил ли уже кто Гундольфа на этот счёт? Нет, должно быть, он пока не всё знал. Разговаривал как с человеком.

За беседой миновали склады. Тут уже потянулись общие дома, одинаково серые, уставились на дорогу десятками окон. Начали попадаться встречные, и стало не до разговоров: не проглядеть бы людей Рафаэля.

— Давай сперва туда, где я жил, — предложил Гундольф. — Воды наберём, припасов. Тамошний учётчик мне кое-что должен. Потом в твой дом, к ребятам.

И завершил с неожиданной досадой:

— Слушай, здесь народ вообще моется? Выделяют по ведру — смех один. Я уж, кажется, всё бы отдал, чтобы вернуться к морю.

Кори фыркнула.

— В сады ходят. Раз в пять дней получаешь жетон на помывку, моешься, стираешь. Вода стекает, её потом для полива используют.

— Я в садоводстве не силён, конечно, но кто ж мылом поливает-то?

— Поливает чем?

— Вы ж не пустой водой моетесь?

— Зола, тряпица. А как ещё? Это саду не вредит, если не знал.

— Ага. Всё забываю, как у вас тут жизнь устроена. И ты со своими секретами в сады ходишь? Не боишься, что раскроют?

Шёл бы он со своими вопросами. Кори так ему и сказала.

— Не ходишь, значит, — заключил Гундольф. — А как тогда управляешься?

— Ведро воды, таз, тряпка, — процедила Кори сквозь зубы. — Тебе такое объяснять нужно?

— Да я потому спросил, что знать хочу, как тут обойтись без жетонов. Мне-то их не давали пока.

Кори добавила, немного смягчившись:

— Я у ребят с источника меняю свои жетоны на два ведра воды. Знать только нужно, к кому подойти. Для меня невыгодно, и они пальцем у виска крутят, но не отказываются. Меняют потом эти жетоны среди своих, им хорошо. А у меня выбора нет. Хочешь, поищу тебе дома жетон, если остался. Только не каждый день везёт помыться — если очередь большая, придёшь назавтра.

— Так я уж лучше выберу два ведра воды сразу, — сказал её спутник и почесал в затылке. — Вспомнить бы только, где моя улица, а то я Раздолье пока не так хорошо знаю.