Нетерпение в степени
Шрифт:
– Это… захватывающее описание. Но ты прав лишь отчасти. Я всё ещё полна веры в человечество. – Хельга сложила руки на груди. – Глупая масса всегда заметнее. Это не значит, что таких большинство.
– Ты так говоришь, потому что споришь со мной. Если бы мои примеры озвучило твоё внутреннее «я», ты бы без труда согласилась. Подожди. – МС вспомнил что-то. – Я не растеребил никаких твоих ран? Доктор Фолкберг запрещает мне расстраивать посетителей неприятными для них темами. Ты ведь не расстроилась сейчас?
В его голосе не было страха или сожаления – лишь ядрёная язвительность. И всё та же злость. Мантисс беспокоили эти мимолётные вспышки агрессии. Объект говорил нейтральным тоном, пока не затрагивал Фолкберга
Манипулятор был затравленным узником, которому оставалось исходить ядом. Притворялся другим, чтобы не нарушить правила. Хельга понимала, что МС хочет сказать куда больше, чем ему позволено. И это угнетает.
– А Итан со мной бы согласился, – проговорил объект.
– Какой Итан?
– Тот парень в брекетах из средней школы. Он тебе нравился, несмотря на его мечты о тотальном контроле человечества от лица кого-то безмерно мудрого и адекватного. Этакая помощь свыше. Вспомнила его?
– Нет. Не сочиняй, в моём классе не было парней с таким именем. – Хельга подумала, что МС подшучивает над ней, однако его реакция вызвала новый табун мурашек.
– Ты не помнишь? – Объект не скрывал удивления. – Ты не помнишь парня, который тебе нравился! Твои воспоминания так быстро отмирают. Смешно, но я сейчас являюсь лучшей и более целостной репрезентацией Хельги Мантисс, чем ты сама.
Он знал так много, потому что однажды (и не единожды) залезал к ней в сознание. МС почерпнул из головы Хельги столь многое, что мог без стыда и угрызений совести пересказать какой-нибудь отрывок её жизни. А Мантисс… уже нет. И это было самым ужасающим. С каждым днём она чувствовала себя всё меньше собой, а в памяти появлялись новые дыры. Вот уже и Итан забыт, если, правда, это всё же не устрашающая шутка. Хельга мысленно поставила засечку, что нужно будет проверить школьный альбом.
– Помощь свыше, – повторил МС и посмаковал фразу. – Ты когда-нибудь думала о том, что жизнь могла бы быть в десятки раз беззаботнее и проще, если бы у вас и в самом деле были покровители свыше?
Хельга насупилась. Её ожидала очередная заумная байка объекта о том, какие люди глупые и как мало они ведают о благе собственного народа. А вот если бы они… вот если бы… и так далее. МС умел впутывать в рассуждения о несбыточном.
– Представь, например, что с дальних звёзд к вам прилетели бы представители других рас и культур. Пришельцы из соседней галактики.
– Ты предлагаешь мне пофантазировать на фантастические темы? – Мантисс вскинула брови. – И давно ты таким увлекаешься?
– Ты слушай. – Перебивание не смутило МС. – У пришельцев этих обнаружились бы не только превосходящие вас ментальные и физические способности и технологии, но и особые вкусы. И стало бы известно, что человеческое мясо, оказывается, тот ещё деликатес, а для гостей с далёких звёзд и подавно! Они готовы устроить свою кухню на планете, но не всё так просто. Если они будут забивать вас, людей, как скот, то ни к чему хорошему это не приведёт. Как и любое навязывание, их вкусы обязательно вызвали бы сопротивление и отвращение. Вы, люди, слишком гордые и воинственные. Вы бы так просто не позволили истреблять вас. Взбунтовались бы. А лучше всего как поступить? Правильно! Убедить вас, что отдавать свою жизнь на заклание – это отлично! Внедрить в культуру, пропагандировать из поколения в поколение, чтобы люди не бунтовали и, главное, даже не боялись скотобойни. – Улыбка Маски стала шире. – Привить на государственном уровне, как религию. Чтобы бабушки, если повезёт дожить, рассказывали внукам, как это почётно – быть съеденными. И как им не повезло, что они-то как раз не
Хельга не прерывала, хотя и смутно представляла, в какую колею заведёт этого хитрого рассказчика. Ей заранее не нравилось то, что он пытался объяснить, а от аналогии становилось противно. Все эти разговоры о насильственном прививании и промывании сознания целому народу – больная тема современности.
– А как ещё быстрее и безболезненнее убедить людей, что это хорошо? Правильно, – МС не давал Мантисс времени подумать и вставить слово, потому что её мнение было неважно. – Пряничком. Вот поставят пришельцы особое условие, при котором люди сами будут с радостью под нож лезть. А условие это – жизнь без нужды. Человек добровольно идёт на кухню в качестве продукта. Чтобы потешить эго человека и создать ощущение, будто он за что-то отвечает, пусть выбирает дату сам. И заключает договор с пришельцами. Например, в осознанном возрасте договаривается, что пойдёт на кухню по достижении двадцати пяти лет. Или сорока. Или пятидесяти. Допустим, мясо стареющего человека не такое вкусное, поэтому есть свои сроки и ограничения. Пусть максимумом будет пятьдесят лет.
Хельгу уже передёргивало от красочных представлений. При этом она невольно подсчитала, сколько ей осталось до пятидесяти.
– А взамен пришельцы даруют человеку богатство, избавляют его от нужды, делают жизнь беззаботной. Чем раньше человек идёт на кухню, тем роскошнее его существование до намеченного срока. Он живёт королём до двадцати пяти! Перед ним раскрыты все двери! А если хочет подольше пожить, то богатств будет меньше, а исполнение желаний скромнее. Но всё равно человек может не бояться бедности, тягот, несправедливого отношения к нему со стороны общества и государства. Его интересы защищены свыше. И он может ни о чём не волноваться. – МС помолчал. – Тебе это кажется глупостью, но что такое долголетие по сравнению с беззаботностью и роскошью? По сравнению с не истлевающей справедливостью по отношению к тебе и привилегиями? Кто вообще хочет жить после пятидесяти? Всё тело ноет. Где-то постоянно вылезают болячки, а с вашей медициной нельзя рассчитывать, что в следующий раз тебя вытащат с того света. А ты только и делаешь, что горбатишься, работаешь, мира толком не видишь! Откладываешь увлечения и хобби в долгий ящик, а когда находишь время взяться за них, уже нет сил. Нет здоровья. Нет жизни! Кому сдалось такое убогое существование?
Мантисс хотела сказать, что ему с его сотней лет «за плечами» невозможно объективно размышлять о том, как пролетающие годы воспринимает человеческое существо. А потом ей пришло в голову: МС заговорил об этом потому, что сам день изо дня терпел постоянную боль. Его травили лантаном, и в состоянии перманентных мучений он мог понять, что приблизительно чувствует больной человек после пятидесяти. И мог желать прекратить это волей кого-то свыше.
А что бы выбрала Хельга, если бы мир был похож на описанную объектом картину? Она пребывала в смятении. Определённо, ей хотелось жить, но как долго? И можно ли сейчас, ещё будучи молодой и относительно здоровой, адекватно представлять себя в шестьдесят, семьдесят? Восемьдесят?
– Думаю, люди с их жаждой жизни в том выдуманном мире попытались бы отсрочить свой уход на кухню, – сказала она. – Как-то обмануть покровителей и обойти договор. Тебе сложно это понять, но мы, люди, не хотим умирать даже в девяносто лет. А уж после насыщенной жизни, полной радостей и беззаботного кутежа, и подавно хочется продлить праздник. Люди будут сбегать, прятаться, пытаться выторговать себе ещё несколько лет…
– Только гости с других звёзд – они как Господь Бог. Их не обмануть. – Зловеще прозвучало напротив. – Зато они будут поддерживать вашу популяцию, и вы, плодящаяся грязь, не переселите планету. Каких классных ребят я придумал!