Неубедимый
Шрифт:
— Зачем обманывать? — удивился Лёва.
— А что, можно всё честно сказать? — расцвёл Денис. — Подойти к нему и попросить — мне очень нужно, чтоб вы поверили вот в это и в это. Дереза так и сказала…
Денис замялся. Шурик кашлянул. Потом не выдержал и мягко объяснил Читателю, что все очень рады, что у него появилась такая замечательная девушка, как Дереза, но вряд ли стоит прислушиваться к её экспертному мнению в вопросе, в котором она не вполне разбирается. Денис подумал и согласился. Коллеги вздохнули с облегчением — меньше всего они хотели внушать влюблённому отроку, что возлюбленная его отроковица
Снова повисло молчание. Из кухонного закутка бесшумно вышел Гумир с тарелкой, на которой горкой лежали два неаппетитных предмета условно-овальной формы. Мунги с надеждой взглянули на него. Обнаружив себя в центре внимания, гениальный программист отвёл в сторону руку с тарелкой и произнёс, обращаясь сразу ко всем:
— Вот скажите, если я купил шесть невкусных котлет по цене четырёх, я ведь прогадал? Надо было четыре невкусные котлеты брать за те же деньги. Быстрее съел бы.
— Котлеты со скидкой? Ну-ка, дай попробовать… — тут же подлетел к нему Константин Петрович, и, не прибегая к помощи вилки, ложки, ножа или даже рук, вгрызся в один из неаппетитных предметов. — М… ну если горчицы, кетчупа и майонеза сверху добавить… можно есть.
— Так это уже расходы дополнительные. Вкусные котлеты можно есть без майонеза, горчицы и кетчупа! — ответствовал Гумир и с тоской принялся жевать оставшийся неаппетитный овальный предмет.
Цианид примолк, пораженный его логикой. Потом поманил пальцем Шурика и выдал ему адрес букинистической лавки:
— Ты следующий. На тебя пал мой выбор.
— А может, я ещё раз посуду помою? — заюлил тот. — Я сегодня так мало спал. Дедушка меня одним мизинцем уделает!
— Какой дедушка? — спросил Гумир, поставил тарелку на книжную полку и вытер руки о джинсы. Иногда — раз в месяц или чуть реже — у него возникало желание общаться с людьми. Всегда — не вовремя. Вот и сейчас.
— Дедушка какой? — переспросил Лёва. — Да уж такой. Труба и вилы, а не дед. Ни во что не верит. Никак его ни в чём не убедить. А надо убедить кое в чём — просто позарез. Три человека уже ни с чем вернулись. А я — не пойду. Я ему лавку разнесу, потом за всю жизнь не расплачусь.
— Не убедить? — удивился Гумир. — Любого человека можно убедить в чём угодно — из научного интереса.
— Ну так убеди Цианида, что тебе на пропитание больше денег требуется! — воскликнула Наташа.
— Это не научный интерес. Это — практический. Так я не могу. Нет, правда, что за дед такой? Может, я его хакну?
— Ой, не надо хакать! — испугался Виталик. — Кто знает, чем это обернётся? У меня предчувствия самые нехорошие!
— Это не предчувствия. Это трусость! — пригвоздил его взглядом Константин Петрович.
— Это разумная осторожность, — возразил Техник.
— Осторожность, — вмешался Лёва, — это когда ты видишь бурную реку, подходишь к ней и проверяешь, не слишком ли вода ледяная. И если нет, прыгаешь и плывёшь. А трусость — это когда ты при виде бурной реки стремглав убегаешь прочь.
— Так вот что я скажу о вашей бурной реке, друзья, — не сдавался Виталик. — Там не то, что вода — там ледяное крошево, как в хорошем «мохито».
— «Мохито» — неоправданно дорогой
С дивана послышался тяжкий вздох зависти, переходящий в жалобный всхлип.
— Да-да, и тебе — тоже. Хоть ты и трус.
— Хорошо, если они будут только финансовые, — продолжал каркать Виталик.
— Хорошо? Финансовые издержки, по-твоему, это хорошо??? — взвился Константин Петрович.
— Всегда лучше штраф заплатить, чем головы лишиться, — пояснил Гумир. — Ну, мне скажут, что за дед? После этих антигуманных котлет я всё равно на высшую умственную деятельность не способен. И не буду способен ещё часов пять. Пока продукты распада этой дряни полностью не будут выведены из моего организма. Тогда я съем ящик бананов и утешусь.
— Хорошо, хорошо, убедил, — сказал Цианид. — Увеличиваем твоё содержание ещё на пятьсот рублей. А если справишься со стариком, две тыщи накину. При всех обещаю.
Гумир равнодушно воспринял эту информацию — куда интереснее был список невыполнимых желаний, который вручил ему Цианид.
— Ой, не дело это, не дело вы задумали, товарищи, — гнул своё Виталик.
Константин Петрович помахал в воздухе тетрадью с «не моим днём» и предупредил, что урок чистописания можно и продолжить. Техник примолк, но продолжал очень красноречиво жестикулировать. Но никто на него не глядел — сегодня был не его день, а день Гумира. Последний сложил список желаний каким-то хитрым способом, выспросил адрес, потребовал дождевик и, завернувшись в него, как в Гарольдов плащ, отправился на встречу с неизвестностью.
Но куда пропали сёстры Гусевы? В самом деле, волнуются уже не только их коллеги-мунги, но даже и товароведы из дружественных торговых предприятий. А всё потому, что и те, и другие на работе работают, а не сидят в Интернете. А вот если бы они убивали время в Сети, то непременно узнали бы… Но всё по порядку.
Осень — это такое специальное время года, когда у граждан активизируются способности к стихосложению. Великие поэты создают свои лучшие произведения, а простые люди с удивлением узнают, что и они могут мыслить в рифму. Тоже непонятно? Ну, ещё раз и с самого начала.
Вернувшись вечером с работы, сёстры Гусевы обнаружили, что в соседней квартире — той самой, где с лета шел ремонт с применением перфораторов, отбойных молотков и дрелей, жужжащих в тональности, особенно неприятной чувствительному уху, — празднуют новоселье. Сначала старушки обрадовались — не раз, и не два они, разбуженные среди ночи стуком и скрежетом, хватали всё самое ценное — сберкнижку, недопитую рябину на коньяке, ножи, топоры и прочий боевой арсенал — и бежали на улицу, полагая, что дом вот-вот развалится на куски. Но дом был построен на совесть, и никакие перепланировки ему были не страшны. Убедившись в тщетности тревоги, Бойцы возвращались на свой этаж, ногами распахивали дверь соседской квартиры (её почему-то никогда не запирали), но вместо толпы зомби с отбойными молотками обнаруживали лишь щуплого подростка, который, компенсируя плохое знание языка бурной жестикуляцией, объяснял, что все спят, а он караулит.