neuchtennij factor
Шрифт:
Ну вот, опять отвлеклась.
Это всё проделки подсознания: о второй причине я и вспоминать не хочу, даже в глаза собственному отражению посмотреть стыдно.
В общем, моя будущая шапка поймала-таки меня на слове (а я столько всего ему за это время наболтала, что вспомнить страшно, учитывая, что память у моего оборотня, как у слона, и злопамятности - столько же) и, подгадав к моему нынешнему возвращению, невесть каким способом выцарапала у гномов сирену. Знать не хочу, что он им наплёл, но в ближайшие десять лет буду от недомерков, как от чумы, шарахаться.
Я ещё очень удивилась, с чего это
Вино было отменным, подвал - тёмным, ночным зрением я по-прежнему похвастаться не могла, а потому задвинутую в самый дальний угол тварь не увидела. А потом сирена меня учуяла...
Короче говоря, едва продрав глаза на следующее утро, я малодушно сбежала из собственного замка, оставив, правда, записку типа „Ушла топиться, раньше, чем через неделю не жди“ на подушке. Хотела листик сначала спящему Моррину на лоб приклеить, но побоялась, что проснётся ещё, и, стараясь никому на глаза не попадаться, выбралась за стену, телепортировалась куда подальше, купила в первой попавшейся деревне лошадь и отправилась в засаду. Где, собственно, сейчас и сижу.
И не так просто, ожидая у моря погоды. Я как-то научилась чувствовать искривление пространства, сопровождающее перемещение в наш мир, как это умеют стражи и сам Мор. Произошло это событие год назад, причём занята я была кандидатской у себя дома, то есть в своём мире на бабкиной кухне, как вдруг окружающий меня воздух дрогнул, как во время землетрясения, а, минут десять спустя, в дверь постучался Ориэль.
Потом была ещё пара случаев, так что я даже не удивилась, когда малинник затрещал.
Ну, вот и она. Наконец-то! Сидеть тут ещё несколько суток было, мягко говоря, в облом.
Кукольной красоты девица в красном чепчике, с длинными белокурыми локонами и нечеловеческими пропорциями вывалилась из кустов вся поцарапанная и с открытым ртом.
Кот вспомнил о своих прямых обязанностях и нехотя полез на дуб. Совсем обленился: приветственная речь поражала лаконичностью.
– Добро пожаловать, проходи, что тебе у нас понравится - надеюсь.
И всё.
Прямо Маяковский какой-то!
Потом кот разглядел, что у неё на голове, покосился в мою сторону и вполголоса добавил:
– В чём теперь очень сомневаюсь, – отстрелявшись, он напоследок погрозил мне когтём и раздражённо исчез вместе с местом жительства.
– Ты обещала, – замогильным эхом затихло следом.
Девица с любопытством огляделась, увидела всё ещё сидящую под берёзой меня и сделала почтительный реверанс.
– Здравствуйте.
Воздух тут что ли такой, что все прямо-таки вежливостью лучатся?
– Здравствуй и ты, девица, – я лениво помахала. Ведьма я или не ведьма? Имею право на исполнение зловещего хохота при подсветке снизу карманным фонариком.
– Не поможете ли к людям выйти? – так же чинно продолжила девица.
– Это к нему, – я кивнула на пограничный камень.
Барби послушно повернулась в указанном направлении.
– Направо пойдёшь – жизнь потеряешь (вот это правильно. Направо – это к нам, а оборотни с ней и разговаривать не станут), – привычно затянул румянцевский голосок. – Налево пойдёшь – здоровья лишишься (тоже верно – Федя людей не ест,
Я вздохнула. Нет, со сказочными элементами тесно дружить вредно: все прямые обязанности так и норовят на тебя спихнуть. А у меня, может, моральная травма...
Голубые глаза вновь доверчиво уставились на меня.
– Присядь на дорожку, красна девица, да, как на духу всю правду про себя рассказывай. А коль солжёшь... – от демонического хохота пришлось воздержаться, так как девица ударилась в слёзы.
– Как в церкви батюшке! Только не бросай! С матушкой да батюшкой всю жизнь прожила, да бабушку в лесу навещала, пока не пропала она. А давеча опять в лес пошла, да водицы из родничка испила, да подавилась впопыхах.
Это что – всё? А как же босоногое детство, да коварное убийство моего (для краткости) благоверного?! Ладно, зайдём с другого бока.
– А что бабушка? – как жарко. Я сняла перчатки.
Взгляд девушки упал на мои руки и замутился.
– Что? – я демонстративно протёрла перстень.
– Видела я такой. Во сне, – помертвевшим голосом ответила она. – Так бабушка сказала... Только на траве у избушки кровь была.
– Давай в подробностях, – с трудом притворив отпавшую челюсть, потребовала я.
– Так сон это. Да страшный какой! Будто человека убили, – прошептала девица.
– И много таких снов было? – не отставала я.
– Как и сказать не знаю, – задумалась блондинка. – Бабушка мне как-то зелье дала. Говорит, коли выпьешь – через лес спокойно ходить сможешь и не один зверь не тронет. Я и пила. Только как свозь лес ходила – не помню. Перед тем что было - всё помню, как с бабушкой после пироги ем – тоже. А прочее... И как будто голос чужой что-то нашёптывает.
– А... человека убитого помнишь?
Девушка задрожала и попятилась. Ну забьётся же сейчас в истерике, что делать буду?
– Расскажи свой сон, – мягко попросила я. Нет мне надо знать.
– Мы с бабушкой чай пили, – с усилием выдавила из себя она.
– Потом у меня голова закружилась и я на лавку прилегла. А потом бабушка как бы и говорит: приди в себя, внученька: сейчас гость важный придёт – ты уж приветь, да вином попотчуй, а я вернусь скоро. Ну, и вышла. А тут и гость пожаловал. Волосы тёмные помню, да перстень этот запомнился, когда он бокал с вином брал. А я, как девица гулящая, – тут она покраснела. – То улыбаюсь ему, то ворот платья расстегну. Как будто кто-то за меня всё делает. Как выпил гость вина - так посинел страшно вдруг и на пол упал, да зверем обернулся. Тут бабушка входит, а с ней охотник с ней наш, Ганс. Они его во двор вынесли. Я в окошко - глядь. Только нож окровавленный и увидала. Так без чувств и упала. Просыпаюсь, а бабушка по избе хлопочет. Ни Ганса, ни гостя. Ну ты и спишь, говорит. Спрашиваю, а что с ним-то случилось, с гостем, а она мне – с каким-таким гостем? Сон, чай, какой приснился? Я домой собралась, во двор вышла. Смотрю – трава примята, да кровь чёрная на ней. Значит, не сон это был. А как бабушка пропала – и с памятью всё хорошо стало.