Неучтенный фактор
Шрифт:
– А скажите, пожалуйста, откуда вы и куда шли?
– От ведуна возвращаемся. – Это уже Федор. Молчан как-то сник и замкнулся. – Только зря ходили. Не помог он. Вот и тащим назад то, что в уплату несли.
Понятно. Выходит, у Молчана какая-то проблема со здоровьем. А выглядит он крепким, ступает неслышно, дышит ровно. И с психикой, кажется, тоже порядок. Ладно, детали уточним позднее. Кивнула Рику и занялась хозяйством.
С помощниками дела пошли быстро. Глины наносили, кирпичей налепили, и, пока они сохли, а потом обжигались, парни срубили баню. Стам сшил большой
А потом задули домницу. Сутки непрерывно нагнетали в нее воздух, потом трое суток ждали, пока остынет. И, наконец, извлекли корявую полупудовую лепешку железа. И пошла плавка за плавкой.
Стам отлучился на несколько дней. Вернулся с полной лодкой продовольствия и пациентами для Ветки. А через месяц, когда лег снег, они жили уже в просторном теплом доме, поставленном родственниками больных. Муки и картошки было вдосталь, дичь каждый день кто-нибудь да приносил. Рика теперь называли только Годриком Готфридовичем, а Ветку – Елизаветой Иржиковной. К Молчану приехала девушка, справили свадьбу, поставили дом и для них.
Всю зиму Ветка врачевала. Вообще-то народ в этих местах здоровый, но часто травмируется. Вот с последствиями этих травм и приходилось в основном работать. Неверно сросшиеся переломы, осложнения после ран. Не всегда удача ей сопутствовала. Да и медикаменты отнюдь не в изобилии. В общем, на взгорке за ериком два могильных холмика напоминали ей о том, что в жизни бывают и огорчения.
Не хватало лекарств, не было книг, справочников, катастрофически не хватало опытной сестры. Жена Молчана вела хозяйство, следила за порядком, но как Ветка ее ни упрашивала, сделать укол не смогла. Потом привезли девушку-сироту. Медведь-шатун задрал всю ее семью, а она успела спрятаться на сеновале. Но перестала говорить. Так и осталась помогать ухаживать за больными. Речь поставить после такого серьезного потрясения – это работы не на один месяц. Несмотря на немоту, новая помощница оказалась толковой и расторопной.
А тем временем Рик всю работу в плавильне взвалил на помощников, а сам занимался иными делами. Весной в стенах домов прорубили нормального размера окна и вставили в них стекла. А у Ветки появилась лабораторная посуда. И снова работы в мастерской перешли к ученикам. Уже полдюжины деревянных срубов вытянулись вдоль берега ерика, и помощников в них жило больше десятка. А Рик ковырялся с деревянными рамами и проволочками.
Глава 34
Костерост
В конце зимы Ветка почувствовала в себе новую жизнь. Нельзя сказать, что это ее удивило. Пора уже. Удивило, что это известно не ей одной. Как-то после баньки она вознамерилась подстричь свои не слишком пышные волосы так, чтобы косичка стала покороче. Только достала из шкатулки ножницы – все бабы, что в предбаннике отдыхали после парной, в один голос закричали, что в ее положении волосы обрезать нельзя. Суеверие, конечно, но как прознали про ее беременность?
Чтобы как-то
Предупредила, что идти надо одной, а то ничего не выйдет. Старуха необычная, многолюдья не терпит, и вообще ведет себя странно. Ее сильно боятся, оттого и тревожат нечасто. Уж только в самой последней крайности. Такое положение Ветку скорее подзадорило, чем испугало. Да еще и то обстоятельство, что в ее арсенале нынче совсем немного лекарств, так что возможная помощь стихийной коллеги могла оказаться кстати.
Навыки лыжного хода она восстановила давно и даже несколько усовершенствовала. Так что уверенно собралась и отправилась. Дорогу ей объяснили толково, и по картам она разобралась. Три дня пути в один конец – по здешним местам это даже не путешествие. Говорят «сходила» или «сбегала». Две зимних ночевки под открытым небом и зарубленный волк, ошалевший от бескормицы, – это тоже приключением не считается.
Травнице было не так уж много лет, чтобы называть ее старухой. Мрачноватая – это верно. Но вполне крепкая и даже по-женски весьма привлекательная. Выслушала молча, осмотрела волосы, ногти, зубы. Задала несколько вопросов. Пощупала запястья, уши, заставила наклониться, прогнуться, попрыгать.
– Да, девонька, есть в тебе изъян. Твердости в теле недостает. Отчего так – не ведаю. А помочь могу. Три дня поживи у меня, пока я зелье приготовлю. Его тебе на год хватит, а потом снова приходи.
Три дня Ветка топила и стряпала, и поглядывала, как ведунья колдует над своим зельем. Состав оказался сложным, процесс многоступенчатым и разнообразным, но, поскольку все происходило у нее на глазах, а в травах и в химии она маленько кумекала, то кое-какие моменты уловить ей удалось.
Вечером третьего дня, вручая Ветке узкогорлый кувшин, женщина наказала добавлять по три капли в полстакана чистой воды и выпивать перед сном. А потом спросила:
– А сама сможешь ли приготовить это снадобье?
– Нет. Не все поняла. Например, не знаю, что за жидкость вы сутки упаривали сначала.
– Это настой чабреца, мяты и полыни. В равных долях надо залить вдвое большей массой холодной воды и неделю настаивать в тени. Потом процедить и хранить можно хоть год. У меня корчага с осени стоит.
– И еще неясно, что вы серебряной палочкой в теплом ржаном квасе растворили.
– Просто сера. Ее совсем чуть нужно. Только чтоб была, а сколько – неважно.
– Ну вот, теперь и я смогу снадобье приготовить.
– Ой ли? А ну-ка, скажи мне, что я в кипяток бросала?
– Толченые соцветия укропа. Срезали их поутру, до восхода солнца, в тот же день высушили при ярком свете и истолкли в дубовой ступке дубовым пестиком.
– Верно. А что я в решетке над горячим зельем выдерживала?
– Подорожник, собранный в ненастную погоду. Сушили в тени.
– А ты приметлива. И знаешь много. Доставай-ка ты, девонька, свои белые листочки да запиши в них рецепты, что я тебе расскажу.
– Обычно считается, что ведуньи свои секреты передают неохотно.