Неудачник
Шрифт:
Итак, мы прибыли в Сан-Диего, который я избрал своей штаб-квартирой. Устроив там маму с сестрой, я поехал в Сан-Франциско. Он находился в пятистах милях — по моим оценкам, всего один день не очень быстрой езды. Правда, для человека, непривычного к оживленному движению в Калифорнии, пятьсот миль превращаются в очень длительное путешествие. Только в полдень я достиг Лос-Анджелеса и через много часов, уже незадолго до заката, сумел выехать за его пределы.
Поскольку у меня было очень мало денег и еще меньше времени, я купил в закусочной при дороге кое-какую еду, чтобы на ходу перекусить.
Я не пил вина с тех пор, как ребенком гостил в доме своего деда. А это оказалось сравнительно мягким и приятным. Я потягивал его, чувствуя, что с каждым глотком меня покидает напряжение и охватывает безмятежность. Я остановился у очередного магазинчика и купил еще одну бутылку. Она стоила двадцать пять центов за кварту, дешевле его была только вода. Поскольку вино наливали из бочонка в бутылку без этикетки (больше вино так не продается), я мог судить о его крепости только по вкусу. А мне оно казалось (ошибочно) совершенно безобидным.
Моя ошибка имела почти роковые последствия.
Не сознавая того, я вел машину, пребывая в каком-то розовом тумане, и пришел в себя как раз в тот момент, когда чуть не свалился с шоссе. Я тут же остановил машину и протер глаза. Передо мной все двоилось, а голова упрямо клонилась на грудь. Я медленно поехал дальше, намереваясь в ближайшем кафе выпить крепкого кофе.
Я проезжал милю за милей, не встречая ни единого заведения. Наступила ночь, и я с трудом удерживался, чтобы не заснуть, когда вдруг в нескольких сотнях ярдов впереди свет фар выхватил из темноты фигуру человека.
Он замахал рукой, прося меня остановиться. Я подумал, что попутчик поможет мне выйти из затруднительного положения, в котором я находился. Я притормозил и осмотрел его.
Молодой парень, лет семнадцати. Довольно потрепанный и грязный... Ну и что? Я видел и не таких.
Поравнявшись с ним, я остановился.
— Вам далеко? — спросил я.
— В Сан-Франциско. — Он не садился, продолжая держать руку на дверце. — То есть почти в Сан-Франциско. Это небольшой городок по ту сторону от...
— Вы умеете водить? Тогда забирайтесь, — сказал я, и он влез в машину.
Он оказался любителем больших скоростей, но весьма опытным шофером. Понаблюдав за ним несколько минут, я откупорил бутылку вина и беззаботно откинулся на спинку сиденья.
— Очень рад, что вы остановились ради меня, мистер, — заговорил он. — Мне казалось, что я проторчу там всю ночь.
— А я рад, что вы едете со мной, — ответил я. — Но почему вы оказались так далеко от жилья в такой час?
— Я из лагеря. — Его лицо исказилось от горькой гримасы. — Ну, где безработным предоставляют работу. Тридцать баксов в месяц платят твоей семье, а с тобой обращаются так, как будто ты осужденный преступник. Сегодня меня выгнали.
— Очень жаль. А что произошло?
— Ну, у меня был вот этот нож, а другой парень заявил, что он его. И мы с ним затеяли драку, за что меня и выставили вон.
Я что-то сочувственно пробормотал. Он продолжал говорить.
Он не знает, что подумает его семья. Наверное, что он не очень
— Просто вы попали в полосу неудач, — менторским тоном заявил я. — Продолжайте искать, не оставляйте попыток, и со временем вы из нее выберетесь.
— Да, — пробормотал он. — Вам легко говорить. У вас такая роскошная тачка и... — Он оборвал себя. — Простите, мистер. Наверное, я слишком себя жалею.
Какое-то время он молчал. Будучи сильно под хмельком, я задремал.
«Мне легко говорить»... Мне, с «моей» машиной, с единственным приличным костюмом и с деньгами, которых едва хватит на обратный билет в Сан-Диего! Мое положение было в сто раз хуже, чем у этого молодчика. Слишком долго я вел изнуряющую меня борьбу за существование; душа у меня болела из-за того, что ради денег мне приходилось заниматься бесконечной и бессмысленной писаниной для популярных журналов. И теперь я не мог засесть за серьезные вещи, даже если от этого зависела моя жизнь.
А если я не стану заниматься этим?
Это был хороший вопрос. Что делает человек тридцати пяти лет, утративший свой единственный талант, на который был спрос? Что делает такой человек, с его историей болезни, где имелись записи об алкоголизме, нервном истощении, туберкулезе, и находящийся почти в непрерывном душевном расстройстве? Какая судьба уготована его жене и троим детям? Что будет с его отцом, которому он обещал...
Я резко оборвал нить своих размышлений. Отец плакал, когда мы с ним прощались.
— Так кем вы работаете, мистер?
— Что? А-а. Ну, я писатель.
— Должно быть, загребаете кучу денег.
— Ну, немного есть, — снисходительно подтвердил я.
— А как? Как вы это делаете? Просто разъезжаете по стране, присматриваетесь ко всему, пока не наткнетесь на какую-нибудь идею, или как?
Я рассмеялся, чуть не захлебнувшись вином. Он сердито посмотрел на меня.
— У меня ничего такого нет, — с горечью сказал он. — Я не пью вино, не курю, ничего такого. Даже не могу повести девушку на шоу. А остальные... да, они раскатывают вокруг на своих шикарных авто, у них полно времени на развлечения и... Это несправедливо, мистер. Вы сами это понимаете!
— У тебя все наладится, — повторил я. — Когда человеку плохо, потом все обязательно меняется к лучшему.
— Вот как? А если этого не произойдет?
— Тогда ты можешь умереть, и это уже не будет иметь значения.
Меня клонило в сон, мне стало трудно поддерживать разговор. Бессознательно и совершенно несправедливо — потому что не бывает двоих людей похожих — я сравнивал его ситуацию с той, в какой сам находился в его возрасте. И почувствовал, что он, пожалуй, был гораздо ближе к отчаянию.