Неудачник
Шрифт:
— Я никогда не был в семейном отпуске, — признаюсь я, прокручивая процесс настройки моего нового космического телефона. — Мамина работа была связана с путешествиями, поэтому, когда ей удавалось побыть дома какое-то время, последнее, что она хотела сделать, это сесть на другой самолет или провести несколько часов в машине.
— Мы часто куда-то ездили, — говорит он мне. — Когда мама была рядом. Мы проводили каникулы на Винограднике.
— Конечно, ты это делал. — Шикарный маленький засранец.
— Это были хорошие воспоминания. — Фенн отбрасывает телефон в сторону, чтобы прикусить
Внутри я съеживаюсь, потому что чувствую, как полное эмоциональное признание прорывается на поверхность. Учитывая прошлую ночь со Слоан, я не уверен, что у меня есть свободное время, чтобы втягиваться в еще один разговор по душам. Но я бы чувствовал себя придурком, если бы ушел отлить, пока Фенн погружен в воспоминания, так что у меня нет другого выбора, кроме как ухмыляться и терпеть это.
— Мой отец тогда был другим, — признается он. — Всегда хотел, чтобы мероприятия планировались вместе с нами. Мы ходили на рыбалку или просто катались на парусной лодке. Он часами учил меня узлам, которые я никогда не мог запомнить.
Трудно представить семейную динамику, которую он описывает между этими двумя. Я знавал семьи, которые не ладили друг с другом. Дети, которые ненавидели своих родителей. Родители, которые были злыми, как дерьмо, и не могли быть обеспокоены. То, что есть у Фенна и Дэвида, едва ли не хуже. У них нет веских причин заботиться о мире, кроме какой-то глубокой скрытой враждебности, из-за которой Фенну хочется заткнуть уши палочками для еды при звуке голоса своего отца.
— Так что же произошло? — спрашиваю я. — Похоже, независимо от того, как часто ты говоришь ему отвалить, он продолжает пытаться завоевать твое доверие.
Какая бы сентиментальность ни овладела на короткое время кислым настроением Фенна, она растворяется в кислоте его негодования.
— После смерти мамы он решил не иметь с этим дела. Моей мамы не стало, и мой отец исчез. Все, что он делал, это работал, а когда был дома, делал все возможное, чтобы избегать меня. Годами притворяться, что меня не существует. И вдруг он появляется с новой женой и ребенком… — Фенн пронзает взглядом мой череп. — Это не любовь, не доброта и не его великодушная щедрость, чувак. Он пытается отвлечь всех от того факта, что он дерьмовый человек, которому наплевать на всех остальных. Когда это пройдет, поверь мне. Он снова превратится в эгоистичного придурка.
На этом Фенн выключает игровую приставку и включает футбольный матч, увеличивая громкость. Как бы мне не хотелось втягиваться в сеанс психотерапии по поводу детских травм, я действительно сочувствую этому парню. Отсутствие отца оказывает на ребенка большое влияние.
— По крайней мере, твоего отца ФБР никогда не вытаскивало голым из номера мотеля.
Его голова резко поворачивается.
— Что за черт?
— О, да. Первый арест отца был дерьмовым шоу. Они были там, чтобы арестовать его по обвинению в мошенничестве. Застали его загорающим, потому что он должен был убедить какую-то фирму, что последние полгода был в Панаме, заключая какую-то крупную сделку по развитию.
Фенн тихонько присвистывает.
— Это внимание к деталям.
— Во
Фенн какое-то время наблюдает за мной, словно обрабатывая картинку в уме. Затем его лицо искажается, и из него вырывается истерический смех. Он внезапно согнулся пополам, не может дышать, смеется мне в лицо.
— Так что… знаешь. У тебя есть кое-какие перспективы, — говорю я ему, криво пожимая плечами.
— Мне жаль. — Его лицо красное и мокрое от слез и смеха. — Ты победил, чувак. Это чертовски ужасно.
— Спасибо. Рад, что смог помочь.
У меня всегда было шестое чувство на неприятности. Например, как ныряльщики чувствуют запах подземных вод или ваш дядя, узнает о приближении бури по скрипу в коленях. Поэтому на следующий день, когда мы с Фенном в гостиной играли в бильярд, я понял, что меня что-то ждет. Я проснулся от зуда за ухом, который предупреждал меня быть начеку.
— Ты это слышал? — спрашиваю я его.
— А? — Фенн наклонился над столом, чтобы сделать следующий выстрел.
— Здесь что, стало тихо?
Он игнорирует меня. Он больше озабочен тщательной геометрией опускания 12 и 2 в противоположные боковые карманы.
В общежитии, как правило, стоит постоянный гул от сотни мальчиков-подростков, которые бродят вокруг, хрюкают, пукают и дерутся. Добавьте к этому по крайней мере столько же телевизоров, ноутбуков, телефонов и всего остального, что издает звук, и все это эхом разносится по коридорам и проходит через воздуховоды. Вы не замечаете, как становится громко, пока не выйдете на улицу и не задохнетесь.
Поэтому, когда внезапно наступает тишина, кроме треска Фенна, бьющего по шару для кия и ругающегося под нос, я понимаю, что беда нашла меня.
— Второй раунд, ублюдок. — Из холла вбегает Дюк со вздувшимися венами. — Я здесь, чтобы исполнить твое предсмертное желание.
— Стоп, Дюк. Притормози, здоровяк. — Фенн бросается на пути Дюка, все еще держа палку для кия в руках в знак явного предупреждения. — Мы в середине игры.
— К черту твою игру. — обращается он ко мне через плечо Фенна. — Тебе так понравилось первое избиение, что ты умоляешь о втором, да?
Мы понимаем, когда он толкает его к нам, что Дюк притащил с собой второкурсника. Черт. Я знал, что мне следовало поговорить с этим парнем о том, что мы должны держать нашу договоренность в тайне. Некоторые люди не ценят осторожность.
— Кто это? — Фенн прикидывается дурачком до тех пор, пока это удержит Дюка от швыряния мебелью мне в голову.
Дюк кивает на второкурсника, который выглядит так, будто уже один раз за сегодня сменил штаны.
— Расскажи ему, что ты сделал.
Нехотя, парень обводит взглядом комнату, его челюсть работает так, словно он грызет собственный язык.