Неудавшаяся империя: Советский Союз в холодной войне от Сталина до Горбачева

Зубок Владислав Мартинович

Молотов, однако, ревниво воспринимал вторжение Хрущева и других во внешнеполитическую сферу и чем дальше, тем больше выступал с критикой инициатив первого секретаря. Уже с осени 1954 г. Молотов и Хрущев на заседаниях Президиума расходились во мнениях чуть ли не по каждой обсуждаемой теме — будь то освоение целинных земель или вопросы обороны и безопасности ^{402} . А в феврале — марте 1955 г., когда проходили переговоры с правительством Австрии о заключении с ней договора на условиях ее нейтралитета, борьба между Молотовым и Хрущевым приняла серьезный оборот. Руководство Австрии опасалось, что стране грозит судьба разделенной Германии, и обратилось к Кремлю с предложением подписать сепаратное соглашение об окончании советской оккупации ^{403} . Молотов выступал против этого. «Мы не можем позволить себе вывести войска из Австрии, — говорил

министр иностранных дел, повторяя аргументы, изложенные в секретной служебной записке, подготовленной в ноябре 1953 г., — поскольку на самом деле это будет означать отдать Австрию в руки американцев и ослабить наши позиции в Центральной и Центрально-Южной Европе». Хрущев, напротив, доказывал, что нейтралитет Австрии усилит пацифистские иллюзии в Западной Европе и ослабит НАТО. Президиум поддержал первого секретаря большинством голосов. По воспоминаниям помощника Молотова, «Хрущев стал напрямик договариваться с австрийским канцлером Юлиусом Раабом и быстро довел дело до завершения». По случаю подписания советско-австрийского соглашения был устроен прием, на котором торжествующий Хрущев, пользуясь моментом, отчитал заместителей Молотова из Министерства иностранных дел за то, что они молчат на заседаниях Президиума и не противоречат своему шефу. Теперь, сказал он, им придется действовать не по указке своего начальства, а следовать партийной дисциплине, которая выше ведомственной. Это был недвусмысленный намек на то, что авторитету Молотова во внешней политике пришел конец ^{404} .

Окончательным ударом по этому авторитету стал визит советской правительственной делегации в Югославию (с 26 мая по 2 июня 1955 г.). Хрущев, Булганин и Жуков принесли извинения за кампанию против Тито, проводимую Сталиным в 1948-1953 гг. Советские лидеры надеялись, что возобновление дружественных отношений с Югославией позволит вернуть эту страну в советский блок и расширить зону геополитического влияния Москвы в Южной Европе и на Балканах. Молотов был категорически против этого визита. Он полагал, что режим Тито никогда не будет надежным партнером СССР. Вооружившись цитатами из трудов Ленина, Молотов заявлял, что те, кто хвалит югославское руководство, «не ленинцы, а обыватели». В результате Молотов даже не был включен в состав делегации ^{405} . В ходе дискуссии по Югославии в Президиуме ЦК ребром встал вопрос: кто из них двоих, Хрущев или Молотов, будет определять, что значит «ленинская» внешняя политика? Растущая пропасть непонимания между двумя членами Президиума заставила Хрущева обратиться за поддержкой к пленуму ЦК, чтобы поставить на место непокорного министра иностранных дел.

Пленум состоялся 4-12 июля 1955 г., накануне Женевской конференции с лидерами Соединенных Штатов, Великобритании и Франции — первой встречи лидеров великих держав с участием Советского Союза после исторических встреч в Ялте и Потсдаме. На этом партийном ареопаге произошло поразительно откровенное обсуждение советской внешней политики и лежащих в ее основе расчетов. Впервые члены Президиума рассказывали всей высшей партийно-государственной номенклатуре не только о своих текущих разногласиях с Молотовым, но и о прошлых промахах и ошибках. Хрущев понимал, что в глазах многих членов ЦК Молотов был человеком, который работал рядом с Лениным и Сталиным. А значит, Хрущеву и его сторонникам нужно было подорвать авторитет Молотова — и как министра иностранных дел, и как старого большевика.

Хрущев подробно рассказал делегатам пленума о том, как проходило обсуждение австрийского вопроса на заседании Президиума ЦК. По его словам, Молотов стоял на абсурдной точке зрения об опасности еще одного аншлюса (поглощения) Австрии Западной Германией. Молотов якобы настаивал на том, что Советский Союз должен оставить за собой право в случае необходимости вернуть свои войска в Австрию ^{406} . Обсуждение югославского вопроса на пленуме затронуло идеологическую сущность советского взгляда на холодную войну. Решение Кремля признать Югославию «социалистической» страной означало бы, что решение Сталина разорвать отношения с Тито, принятое в 1948 г., было неправильными и что неограниченное право Москвы руководить социалистическим лагерем стоит под вопросом. Молотов считал, что это скользкий путь, опасный для мирового коммунизма и руководящей роли СССР в коммунистическом движении. Его главный тезис заключался в том, что югославский вариант «национального пути к социализму» может стать примером для компартий других стран. В этом случае, предупреждал Молотов, Москва может утратить контроль над Польшей и другими странами Восточной Европы ^{407} .

Хрущев и его союзники твердили: раз Молотов сопротивляется восстановлению дружественных отношений с Югославией, значит, министр иностранных

дел превратился в догматика и не способен понять истинные интересы безопасности СССР. Булганин сообщил собравшимся, что возвращение Югославии в советский блок даст советской армии и военно-морскому флоту СССР базы на Адриатическом море. Советские вооруженные силы в случае войны с Западом «имели бы югославскую армию в составе 50, а может быть, и больше дивизий». Югославы дают СССР ключ к Средиземному морю, являющемуся «очень важной, решающей коммуникацией англо-американских вооруженных сил, ибо через Суэцкий канал по Средиземному морю американцы и англичане снабжаются всем необходимым». Хрущев повторил эти доводы в своем выступлении ^{408} .

Еще до начала пленума советскими руководителями было решено, что в расколе между СССР и Югославией 1948 г. виновата «шайка Берии — Абакумова» (в 1943-1951 гг. Виктор Абакумов возглавлял силовые ведомства Смерш и МГБ) ^{409} . Однако на самом пленуме Хрущев вдруг отметил, что ответственность за разрыв отношений с Югославией падает «на Сталина и Молотова». После чего произошел откровенный обмен репликами между двумя политиками:

«Молотов. Это новое. Мы подписывали письмо от имени ЦК партии.

Хрущев. Не спрашивая ЦК.

Молотов. Это неправильно.

Хрущев. Это точно.

Молотов. Вы можете говорить сейчас то, что Вам приходит в голову.

Хрущев. Даже не спрашивая членов Политбюро. Я — член Политбюро, но моего мнения не спрашивали» ^{410} .

Хрущев поведал членам пленума, что разрыв с Югославией — это лишь одна из серии ошибок, совершенных Сталиным и Молотовым после 1945 г., ошибок, которые дорого стоили стране. Первый секретарь сделал поразительное заключение о том, что эти ошибки помогли развязать холодную войну. «Корейскую войну мы начали. А что это значит? Это все знают…» (Микоян вставил: «Кроме наших людей в нашей стране»). Хрущев продолжал: «Теперь никак не расхлебаемся… Кому нужна была?» Произнесенные в полемике и сгоряча, эти резкие слова впоследствии были изъяты из стенограммы пленума при подготовке ее к печати ^{411} .

На пленуме авторитет Молотова как специалиста по международным вопросам был окончательно подорван. Он оставался на посту министра иностранных дел до июня 1956 г., но отныне мантия главного творца внешней политики в СССР перешла к Хрущеву. Какое-то время Хрущев чувствовал себя в новой роли не совсем уверенно и стремился разделить ответственность за принятие решений со своими товарищами. В июле 1955 г. на встречу с главами четырех держав в Женеву поехала делегация, в состав которой вошли четыре человека: Булганин, официально значившийся руководителем, Хрущев, Молотов и Жуков. На людях они вели себя как равноправные члены делегации. Однако Эйзенхауэр и другие западные политики быстро вычислили, что настоящий лидер среди них — Хрущев. Теперь они знали, с кем Западу придется разговаривать в Кремле.

«Новая»- внешняя политика

Члены правящей олигархии, оказавшейся у власти в Кремле, смотрели на окружающий мир сквозь призму представлений, сформировавшихся при Сталине. Подобно ушедшему вождю, они с недоверием и опаской относились к Соединенным Штатам, сознавая неравенство сил. Их крайне встревожила активность американского правительства по окружению СССР кольцом военных альянсов и баз. Государственный переворот в Иране в 1953 г., когда с помощью ЦРУ был отстранен от власти Мухаммад Моссадык и приведен к власти Шах Реза Пехлеви, целиком опиравшийся на американцев, был лишь одним из ярких примеров американской стратегии. В Кремле также было хорошо известно о взглядах госсекретаря США Джона Фостера Даллеса, который рассчитывал на то, что неуклонное давление Запада на СССР после смерти Сталина «приведет к краху» советского господства в странах Центральной Европы ^{412} . Трояновский вспоминал, что «Хрущев постоянно опасался, что Соединенные Штаты вынудят Советский Союз и его союзников отступить в какой-нибудь части мира» ^{413} .

Тем не менее, в отличие от Сталина, новые правители делали из своих наблюдений несколько другие выводы. Хрущев, Молотов, Маленков и остальные преемники кремлевского вождя поняли то, чего не смог — или в самоослеплении не захотел — понять Сталин. Действия СССР, начиная с блокады Берлина и заканчивая Корейской войной, провоцировали страх в Западной Европе, и именно этот страх перед возможным советским блицкригом подтолкнул западноевропейцев к тому, чтобы создать НАТО и укрыться под американским атомным зонтиком. Теперь советским руководителям хотелось исправить положение: сделать так, чтобы люди на Западе перестали бояться Советского Союза, сыграть на антивоенных чувствах с тем, чтобы подорвать блок НАТО.