Неудавшийся реванш. Белая эмиграция во Второй мировой войне
Шрифт:
Подобная постановка вопроса была достаточно типична для некоторых руководителей Власовского движения – выходцев из СССР. Старая эмиграция, особенно её представители, имевшие белогвардейское прошлое, ассоциировались со стремлением возродить монархию, причем в том виде, в котором её рисовали на политзанятиях в Красной Армии.
Вместе с тем, интервьюер отметил, что за последнее время в среде эмиграции произошли положительные сдвиги. «Родились новые люди, вышедшие из-под влияния прежних заблуждений». Подобное суждение могло сложиться в результате общения с представителями НТС. На первой полосе этого же номера газеты была помещена статья главного редактора Б. Ганусовского «Роль эмиграции». Статья написана в порядке полемики с утверждениями интервьюера, касающимися русских за рубежом* {{* Позже, руководитель УДРЭ в Сербии генерал-майор В.В. Крейтер, которому
Первый программный документ Власовского движения – «Смоленская декларация», подписанная 27 декабря 1942 года, попал к представителям военной эмиграции только в апреле 1943 через Одессу. На запрос эмигрантов по поводу этой декларации, адресованный германскому командованию, был получен ответ, что она касается только советских военнопленных и населения «освобожденных областей». Вопрос же о допуске русских эмигрантов к участию в борьбе, откладывается до окончания войны на Восточном фронте {{ Информация III Отдела Русского Обще-Воинского Союза (РОВС) от 10 июня 1943. — ГАРФ. — Ф. 5796, Оп. 1, Д. 26, Л. 224-225.}} .
Генерал-лейтенант Ф. Ф. Абрамов в своём письме от 10 июня 1943 года предложил Власову, в случае, если тот сочтёт это возможным и желательным, использовать силы русской эмиграции. Предлагалось включить представителя зарубежья в состав Русского Комитета, от имени которого была обнародована «Смоленская декларация». Абрамов также предложил Власову ходатайствовать о переводе офицеров из Русского Охранного Корпуса в РОА, так как по его, Абрамова, сведениям, в РОА наблюдается нехватка офицерских кадров {{ ГАРФ. — Ф. 5796, Оп. 1, Д. 26, Л. 224.}} . (Русский Охранный Корпус встретил известие о существовании РОА и Русского Комитета с большим воодушевлением).
III Отдел РОВС в своей «Информации», выпущенной специально по поводу власовского Комитета и его Обращения, сообщает, что текст документа широко распространяется в оккупированных областях и передаётся по радио из Хельсинки. Составители «Информации» именуют Комитет «Русским Национальным Комитетом», хотя он такого названия не носил. При этом представители РОВС делали вывод: «Последнее наименование Комитета придаёт ему значение уже не местного «Смоленского», а общего Всероссийского» {{ Там же. — Д. 9, Л. 206.}} .
Далее в «Информации» сообщалось, что какие-либо официальные заявления германских ответственных лиц, подтверждающие высказанные Комитетом положения, пока не известны. В настоящее время Комитет занят формированием частей РОА, в которые допускаются только военнопленные и добровольцы из оккупированных областей.
К этому времени руководству РОВС было уже известно о формировании Восточных Легионов в составе Вермахта. Теперь, в связи с провозглашением Русского Комитета, РОВС заявлял следующее: «По-видимому, эти формирования были только опытом, а теперь формирования из военнопленных ставятся на более широкую ногу. Во что выльются подобные формирования, – сказать ещё трудно… Трудно также сказать, насколько сделанное до сих пор в области формирований… отвечает задачам Русского Комитета» {{ Там же.}}
РОВС справедливо считал Легионы самостийническими, прежде всего из-за их присяги по национальностям: «Верный сын своего Отечества, я вступаю свободно в ряды Русской (Украинской, Кавказской и других) Освободительной Армии…»
«Во всяком случае, – резюмирует руководство ведущей воинской организации зарубежья, – пока ясно лишь одно, – что все эти формирования будут только из военнопленных, и что национальная Русская эмиграция к ним не привлечена» {{ Там же.}} .
До решения своего вопроса принципиальным образом на высшем уровне руководства Рейха, эмигранты были вынуждены ограничиться мероприятиями местного масштаба. В Одессе организовалась группа воинских бывших чинов врангелевской Русской Армии, возглавляемая полковником Пустовойтовым* {{* До настоящего времени не удалось выяснить, кто был инициатором создания группы – вернувшиеся в Россию эмигранты, или бывшие белогвардейцы, вышедшие из подполья. }} . Группа, провозгласившая своей целью «борьбу с большевиками всеми доступными способами», пользовалась поддержкой со стороны местной немецкой администрации. Кроме того, врангелевцы поставили перед собой задачу попечительства над церковным приходом и русской школой {{ Информация командира Донского Корпуса от 17 марта 1943. — ГАРФ, Ф. 5761, Оп. 1, Д. 9, Л. 206.}} .
23 февраля 1943 года Пустовойтов получил от представителя
Разочарование военной эмиграции в возможностях Русского Комитета проявилось довольно скоро. В «Информации» III Отдела РОВС за октябрь-ноябрь 1943 года сообщалось: «Деятельность Смоленского Комитета дальнейшего развития не получила. Формирование частей РОА продолжается. Сведение их в отдельную Армию со своим Управлением пока не осуществлено. По мере сформирования, отдельные полки, батальоны, присоединяются к действующим германским более крупным подразделениям. Исключение представляют только казачьи формирования, которые сводятся в самостоятельные дивизии под немецким, однако, командованием» {{ ГАРФ. — Ф. 5761, Оп. 1, Д. 10, Л. 326.}} .
Характерно, что в этом сообщении, по сравнению с предыдущим на ту же тему, Комитет именуется «Смоленским», а не «Русским Национальным», то есть без прежнего пафоса.
Следующим событием после «смоленской акции», привлекшим внимание военной эмиграции, стала «Первая антибольшевистская конференция военнопленных командиров и бойцов Красной Армии, ставших в ряды Русского Освободительного Движения». Конференция проходила в Дабендорфе в апреле 1943 года, основным докладчиком был генерал-майор В. Ф. Малышкин. Об отношении к белогвардейцам он сказал следующее: «Белое движение возникло, как движение против советской власти. Это совершенно правильно. Но это движение не имело прогрессивных начал для Русского народа, это движение было, в лучшем случае, безыдейным движением, а чаще всего – это было движение, направленное к реставрации старой дворянско-помещичьей России… Наоборот, лозунги, выдвинутые большевизмом, на фоне белого движения значительно выиграли и это помогло большевизму увлечь Русский народ за собой… Бывшим участникам белого движения мы можем совершенно определенно сказать: тот, кто думает о реставрации сословных и имущественных привилегий, тот, кто думает о реставрации отживших государственных форм – тому с нами не по пути, тех мы не можем принимать в свои ряды… Эмиграции, как единого целого, в настоящее время не существует. За 25 лет выросло новое молодое поколение… И тот, кто стоит на платформе идей Русского Освободительного движения, того мы принимаем в свои ряды с распростёртыми объятиями» {{ Заря. — Апрель 1943. — № 29, — С. 1-4; Поздняков В. Первая антибольшевистская конференция военнопленных командиров и бойцов Красной Армии, ставших в ряды Русского Освободительного Движения // Рождение РОА. Пропагандисты Вульхайде-Люкенвальде-Дабендорфа-Риги. — Сиракузы (США): Изд. автора, 1972. — С. 185-186.}} .
Это заявление, по сути, делится на три части. Первая – о якобы реставраторских устремлениях эмигрантов – участников Белого движения. Вторая – о том, что эмиграция не является единым целым (тезис абсолютно бесспорный и явно не способный никого смутить ни на правом, ни на левом фланге российского зарубежья). Третья – о новом поколении (опять же, как и в случае с «ближайшим сотрудником» Власова, давшим интервью газете «Новый путь», здесь прослеживается влияние НТС).
Антибольшевистская конференция анализируется в «Информации» III Отдела РОВС от 10 июня 1943 года. Основное внимание было, разумеется, уделено опровержению тезиса о «реставраторских устремлениях». Свой отказ от имущественных претензий белые эмигранты основывали на декларациях Главнокомандующего Русской Армии, основателя и первого председателя РОВС генерал-лейтенанта П. Н. Врангеля, а также бывшего верховного главнокомандующего Русской Императорской Армии великого князя Николая Николаевича. Первая декларация датировалась маем 1920, вторая 1924-м годом. В последнем документе, помимо прочего, говорилось: «Полное примирение, забвение прошлого, в рядах единой Русской Армии» {{ ГАРФ — Ф. 5796, Оп. 1, Д. 26, Л. 224-225.}} .