Неудержимость IX
Шрифт:
Между тем Шат’то опять обратилась к своей старой, а то и даже древней знакомой: “И вот, козявка, Путник заявил вам, что он Владетель этих земель, и вы не стали уточнять, что правда то или нет, а с ходу выгнали его из леса… А он Владетель этих Земель… А ты, как Старшая Звена Дриад, приняла решение… И все, кроме… змеелюбки, его поддержали… А он Владетель… А вы даже свою сестру не выслушали… Сначала выгнали, а уже затем принялись выяснять, что и как…”. Шат’то издевательски повторяла причинно-причинные действия, но никак не приближалось следственно к последствиям.
И наконец Урзам не выдержала и хрипло воскликнула, на сколько ей позволяла гордость перед Высшим Существом: “Да, Великая! Мы нарушили Законы! Несколько! Но этому были причины! Мы были ослеплены! Фира! Она Хранительница! Наш Бастион! Она должна была стоять на своём Посту! Но она покинула его!”. Шат’то прервала Урзам, приложив
Глаза Урзам озабоченно расширились, но дриада продолжала стараться не смотреть на Шат’то. Её же губы за прижатым к ним пальцем Королевы принялись хватать воздух и онемевшая Дрэйда принялась выталкивать из себя звуки: “Э… то! Эт! О-не… так!”. Но в конце концов Шат’то надоело всё и она властным тоном обратилась ко всем дриадам: “И так! Если кто ещё не понял, то я представлюсь. Меня называют Хозяйкой Ночи, Вечной Путницей, Королевой Затмения. Я Леди Шат’то Дэ’оши, Первородная…ммм, Первая из Высших в Дайра. Мои стопы попирают землю этого Мира со…”. Она внезапно оборвалась на половине фразы и очень странно поглядела на меня. Странно, так как я в первый раз различил, что в ней проявились и смешалось такие ей не свойственные чувства, как растерянность, смущение, чуточка непонимания, направленного на саму себя, и неясный отблеск глубокой глупости. Глупость эта была неряшливая, словно она вдруг поняла, что забыла то, что очень хорошо всегда знала, и теперь испытывала за эту вину. Этот пойманный мною момент уязвленности Шат’то вызвал в ней ещё один перманентный каскад переживаний. Поняв, что я отчётливо различил её первые чувства, щёки Шат’то вспыхнули, а взгляд на мгновение поплыл. Приоткрытые томные губы пропустили вдох и по всему её телу пронеслась волна мурашек.
А в следующее миг она уже взирала на меня пламенным взором яростных глаз, её губы натянулись в бледные струны, а черты её прекрасного лица обострились. И свою неудержимую ярость она выплеснула не на меня, а на дриад, поменяв свой тон на истерически повелительный: “Руководствуясь Первым Пактом о Союзе между Детьми Ночи и Дриадами Тийхотфара, я, Леди Шат’то Дэ’оши, в открытую объявляю о нарушенных Законах, установленных самими Дриадами. Первое, появление Дриад перед Добрым, так как доказано, что он не причинял вред лесу, Путником по их собственному желанию и полному бездействию в его просьбе о помощи и дальнейшему игнорированию. Второе, изгнание Путника из леса без определённых на то причин. Третье, изгнание Владетеля Земли из Леса, что находится на его Земле. Четвёртое, открытие самими дриадами перед Посторонним Знаний, которые предназначены только для Посвящённых. Усугублением этих четырёх нарушений является то, что всё было совершенно не единственной дриадой, а полным Звеном, в котором ни одна не встала на защиту Путника. И наконец Пятое…”.
Она хищно воззрилась на дриад, не скрывая своего истинного уродливого облика. Её рот разрезал лицо пополам, обнажая тысячи острых игл, и Древняя Вампиресса зашипела: “Все, кто не поприветствовал Старшую Кровь и Высшего как должно, будут наказаны…”. И пока она ещё произносила эта фразу, Урзам лихорадочно схватила Скаль и, с силой вывернув той руки, заставила встать обратно в приветственное положение тела со сплетёнными пальцами у груди и повёрнутыми ладонями вверх. Напоследок надавив той на голову, чтобы та прижала подбородок к шее, Старшая резко встала в туже позицию и сама. И лишь ещё две дриады из тех, кто постарше, нервозно пронаблюдав за тем, как Урзам выкручивает Скэль руки, успели сообразить и суетливо повторить движения поклона, прежде чем Шат’то окончила свою фразу. А после шесть мечей вертикально сверху-вниз вонзились в макушки и на всю длину клинков вошли через головы в тела дриад, что не приняли позы эстетного поклона.
Я же подметил, что таких дриад оказалось ровно столько, сколькими Девами на данный момент обладала Шат’то. Пронзённые тела дриад выгнуло натянутыми струнами и те замерли обездвиженными куклами, но пока ещё не покойницами. Я со скепсисом на лице взглянул на Шат’то, впрочем как и все незатронутые дриады, разве что у тех на лицах были написаны иные, более мрачные, чувства, и золотоволосая Дьяволица, обратившись к Урзам, для всех сразу прояснила этот момент: “Пока что они живы. Пока что… Всё зависит оттого, что выберешь ты, козявка. Задумайся, ведь вина лежит не только на одном твоём темпераменте. На весах выбора с одной стороны расположились смерти шестерых смиренных ягнят, а с другой… Смерть одной, что, поправ порядок старшинства по
Шат’то с садистским удовольствием положила ладонь на щеку опущенного вниз лица Скаль и шепотом, чтобы её слышала только Урзам, которая замерла в поклоне перед юной дриадой, выдохнула Старшей Звена в длиннющее оленье ушко, что раздражённо дёрнулось: “…Когда своенравная синекожая неженка…”. Но Урзам от боли в душе надрывно выдавила: “Х-хва…тит… Пре…крати…”. Шат’то с улыбкой превосходства на лице, конечно, насколько это было возможно воспроизвести с её-то огромным ртом до ушей, отстранилась от двух дриад и Урзам подняла взгляд на Скэль. И сколь же всего было в этом взгляде! Тревога, боль, отчаянье, злость, нежность и нерешительность – все эти чувства гремучей смесью бушевали в её глазах, а затем Урзам точно также пригляделась к каждой дриаде, что пришли с ней.
В свою очередь я посмотрел за плечо на Фиру, обнаружив, что полудраконовидная дриада и в ус не дует, расслабленно наблюдая за происходящим с её сёстрами. Глянув на меня в ответ коварным взглядом, Дрэйда показушно облизала длиннющим языком свою скулу и всосала его в сложенные трубочкой губы, словно спагетти. И немного помедлив, она не удержалась от порыва, чтобы не сжать по-хозяйски своей ладонью мне ягодицу. Я отвернулся от неё, снова переведя взгляд на Урзам, и огорчённо вздохнул. Но вышло, что я зря ничего не сказал Фире, так как в следующий момент та ткнула мне в попу своим лобком, как обычно это делают мужики с женщинами. Но я устоял на ногах и лишь помассировал себе глаза, осознавая, как же сильно я устал от последних событий, от переживаний, от пережитого и, что главное, от всего этого безумного мира в целом. Что я, вообще, делаю? Зачем и для чего? Я ведь мог просто засесть, на пример, в борделе. Да хоть всё время в нём провести. Я мог бы бухать и веселиться, ведь денег у меня изначально было выше крыши. Или сидеть тихо в деревне и жарить шашлыки. Я бы мог просто ничего не делать и наслаждаться диковинным миром, раз пережил самое сложное испытание. Но нет! Я умудрился сам влезть в новые истории! Да считай, что сам же для себя и создал ещё более сложные проблемы с ещё более глубокой трагичностью… Зачем я всё время куда-то иду, лезу и пытаюсь что-то решить? Постоянно что-то создаю и за что-то сражаюсь? Ради чего?
Мою меланхолическую рефлексию прервали, когда Урзам тяжелым тоном захрипела: “Великая… Ты издеваешься, ставя подобный выбор… Ведь ты знаешь, что все Аквилегии должны пожертвовать собой ради сохранения Линии Синей Клементины. Я не могу выбрать Скэль…”. Ответ Шат’то был скучен и краток: “Я знаю.”. И в следующий момент все мечи бурами провернулись в головах несчастных дриад. Моя щека дёрнулась, ведь если я и был вначале появления Шат’то взбешён на Лесных Сучек, то затянувшееся время остудило мой пыл и я даже стал сочувствовать дриадам. Их можно было не убивать. Их нужно было не убивать! Я опустил голову, закрывая глаза. Усталость наваливалась ещё сильней и мне очень хотелось плакать. А там снаружи тьмы, где-то вне моего тела, очень далеко от меня раздались крики ужаса и отчаянные мольбы. Дриады взвыли умоляя Шат’то вернуть их сестёр к жизни, а затем раздался одинокий, душе раздирающий крик: “Неееет!”. Обнимающая меня со спины Фира вздрогнула и сильней вжалась в меня, а я посмотрел на взвывшую Урзам, что исступлённо пыталась вытянуть изящный, прямой и тонкий, серебряный меч из живота Скэль.
Я поморщился оттого, что не смог понять смысла сотворённого Дьяволицей. Шат’то выбрала себе новую Деву, чьё имя отныне будет Поющая Сны. И сейчас Шат’то, держа за волосы из листвы голову упавшей на колени Скэль и задрав той лицо вверх, ласково втолковывала теряющей сознание дриаде, чтобы та расслабилась и пожелала принять предложенную Силу. А Урзам, тоже упавшая на колени и, казалось, не видящая ничего вокруг себя, всё продолжала рывками тянуть меч. Но он не подавался, не двигала ни на дюйм, он будто слился с телом. Уже слился. И вот тело Скэль распалось прахом, и Урзам, крепко сжимая в руках меч, от рывка завалилась на спину. Но Дрэйда яростно взревела и вскочила на ноги. По ней было отчётливо видно, что она потеряла рассудок и теперь гонима одним лишь безумием. Шат’то щёлкнула пальцами и меч из рук Урзам пропал, но это не остановило отупленную горем Дрэйду и та кинулась на Дьяволицу с голыми когтями. И что сделала Шат’то? Она распалась своим дымом и, зараза, залезла в меня. Всё, скрылась, сбежала. Напоминающая зверя Дрэйда схватила когтистыми пальцами лишь воздух, а после в поисках Шат’то принялась мотать головой. Её безумный взгляд наткнулся на меня и она, гортанно порыкивая, начала медленно поворачиваться в мою сторону. А я, кажется, наконец понял, что замыслила Шат’то, и обратился в Драконайта.