«Неудобное» искусство: судьбы художников, художественных коллекций и закон. Том 1
Шрифт:
Хотя Гоген всерьез подумывал о том, чтобы покинуть Арль, его более чем поспешный отъезд представляется достаточно странным и уж абсолютно не подготовленным. В спешке, ретировавшись из «желтого домика», Гоген оставил у Ван Гога свои картины и этюды, которыми очень дорожил, а также ряд личных вещей, в том числе некоторые не вполне обычные предметы, о которых речь пойдет чуть ниже.
Будучи человеком, не лишенным меркантильности, удирая из Арля, Гоген не поставил вопроса о получении компенсации за мебель, в приобретении которой он принимал участие.
Перед своим скоропалительным отъездом, а по существу бегством из Арля, Гоген, по его словам, попросил полицейского комиссара передать Ван Гогу более чем странную фразу:
«Пожалуйста, сударь, разбудите этого человека как можно осторожнее и, если он обо мне спросит, скажите, что я уехал в Париж. Если он увидит меня, это может оказаться для него роковым». (Курсив
Фраза является явно лживой, поскольку в момент, когда она якобы произносилась, ни в какой Париж Гоген еще не уехал. Заведомой фантазией выглядит и утверждение Гогена о том, что встреча с ним Ван Гога может оказаться для последнего «роковой». Она лишь свидетельствует о том, что даже по прошествии пятнадцати лет от тех трагических событий Гоген не смог придумать сколько-нибудь удовлетворительного объяснения своего стремительного бегства и у него явно не сходятся концы с концами. Думается также, что данная достаточно странная фраза Гогена по существу содержит завуалированное признание, что телесное повреждение Ван Гогу причинил именно он. Только в этом контексте можно было прогнозировать роковые для Ван Гога последствия свидания со своим обидчиком.
В «Прежде и потом» Поль Гоген постоянно оперирует к таким моральным категориям, как «стыд» и «совесть». Однако, исходя из того, что нам известно о Гогене от его современников, в своих реальных поступках автор рукописи вряд ли когда-либо руководствовался соображениями морали.
Нет сомнения в том, что гениальный французский художник Поль Гоген оказал огромное влияние на развитие мирового искусства. Но было бы неправильным смешивать личность художника и человека. К сожалению, человеческую сущность Гогена в полной мере характеризуют слова французского писателя Виктора Сегалена:
«Гоген был чудовищем. Иными словами, его нельзя было отнести ни к одной моральной, интеллектуальной или социальной категории, принадлежности к которой вполне достаточно для определения большинства индивидуумов… Гоген был чудовищем, и он был им сознательно и обдуманно» [33] .
Соглашаясь с данной шокирующей характеристикой, известный российский историк А. П. Левандовский писал: «Сам называвший себя „дикарем“, Гоген как личность действительно не вписывался ни в какие рамки и не подчинялся никаким правилам. Анархист по натуре… он афишировал неприятие действительности и умудрялся враждовать со всеми властями, порой доводя дело до судебного разбирательства, что, кстати, явилось одной из причин его преждевременной смерти. Обладавший повышенным сексуальным аппетитом и, по некоторым намекам, не чуждый гомосексуализму, он предпочитал девочек 13–14 лет, которыми, судя по его словам, пользовался в своих таитянских убежищах. Связываясь со случайными женщинами (результатом чего был сифилис, последствия которого мучили художника до конца дней), он плодил внебрачных детей, чьи судьбы его не интересовали. Немногим больше занимали его и пятеро „законных“ детей, равно как и их мать, на которой когда-то он женился по любви и которую затем бросил, не оставив средств к существованию.
33
Цит. по: Декс П. Гоген. С. 336.
…Эгоцентризм его был беспределен: он мыслил себя только лидером („мэтром“) и относился с пренебрежением к собратьям по профессии. Он третировал самого преданного ему человека, художника Шуффенекера, и бросил в беде симпатизировавшего ему Ван Гога, в качестве оправдания сочинив позднее сказку, будто тот пытался его убить. И вообще Гоген был падок на преувеличения – Декс приводит десятки примеров несоответствия действительности тех или иных его письменных утверждений» [34] .
34
Левандовский А. П. От импрессионизма к искусству XX века. Вступительная статья к книге Пьера Декса «Гоген». С. 7–8. Указанная книга является документальной биографией художника. Отметим, что приведенные А. П. Левандовским факты и их оценка в полной мере базируются на дошедших до нас документах. К сказанному А. П. Левандовским можно добавить лишь следующее. Находясь в последней стадии сифилиса и будучи покрытым сифилитическими язвами, Гоген не отказывался от контактов с женщинами, в том числе с замужними, а также с 13-14-летними девочками, а последнего внебрачного ребенка зачал именно в этом состоянии. См.: Декс П. Гоген. С. 269, 273–274, 278, 288, 300.
Таким образом, в отличие от А. Перрюшо, Инго Ф. Вальтер, П. Декс и А. П. Левандовский хотя и соглашаются с традиционной версией о том, что Ван Гог нанес себе увечье сам, обращают внимание на явные ее противоречия и попытки самооправдания Гогена, а двое последних также и на его аморальную человеческую сущность. И она действительно
Так, узнав о смерти Ван Гога, Гоген направил его брату Теодору достаточно сдержанное письмо: «Мы только что получили печальное известие, которое потрясло нас. Я не хочу произносить по этому поводу фразы соболезнования. Вам известно, что он был для меня искренним другом и артистом [35] – вещь редкая в нашу эпоху. Вы всегда будете видеть брата в его произведениях… Что касается меня, то его произведения навсегда останутся в моей памяти и в моем сердце» [36] .
35
В данном случае мы имеем дело с буквальным, а потому неточном переводом употребленного Гогеном слова «artigl». Гоген, конечно же, именовал Ван Гога не артистом, а художником.
36
Гоген П. Ноа Ноа. С. 123–124.
Свое же истинное отношение к этому событию Гоген выразил в письме к Эмилю Бернару:
«…Получил известие о смерти Винсента… Как ни печальна эта смерть, она меня не очень расстроила, так как я ее предвидел и хорошо знал, как страдал этот бедняга, борясь со своим безумием. Умереть теперь – для него большое счастье, ибо это именно конец страданий…» [37] .
Еще более откровенно другое письмо Гогена, адресованное тому же корреспонденту. В нем отражена вся мера цинизма, эгоизма и эгоцентризма художника: «…только что получил… сообщение, что Вы организуете выставку Винсента. Какая оплошность! Вы знаете, как я люблю искусство Винсента. Но, принимая во внимание глупость публики, совершенно несвоевременно напоминать ей о Винсенте с его безумием в тот момент, когда то же самое происходит с его братом… Нам это причинит вред (Курсив мой – А. Б.), Винсенту же не будет никакой пользы и т. д. Впрочем, устраивайте. Но это идиотство» [38] .
37
Там же. С. 124.
38
Там же. С. 126.
Летом 2001 года на страницах английской газеты «Sunday Times» немецкий искусствовед Рита Вильдеганс (Rita Wildegans) обнародовала существенно иную, просто сенсационную версию событий 24 декабря 1888 года. Как она полагает, ухо Винсенту Ван Гогу в пьяной ссоре отрезал Поль Гоген, задира и отличный фехтовальщик. Искусствовед утверждает, что все, что специалистам и широкой публике известно об этом происшествии, – не более чем выдумки Гогена. Недавние приятели действительно поссорились из-за того, что Гогену разонравилась идея Ван Гога устроить в Арле колонию свободных художников, и он решил сбежать. Спор перешел в драку, во время которой Гоген и отхватил ухо своему другу. После этого он рассказал полиции, что отрезанное ухо – дело рук самого безумного художника, а после неоднократно заявлял, что видел Ван Гога, бродящего по улицам Арля с бритвой в руке. Рита Вильдеганс говорит: «Все, что мы знаем об этом, мы знаем со слов Гогена, а он, как известно, был неисправимым лгуном». Сенсационную информацию перепечатал и ряд российских СМИ [39] .
39
См., напр.: Лахтина Е. Кто отрезал ухо Ван Гогу // Известия. 2001. 24 июля; Королев Н. Ухо Ван Гогу отрезал Гоген? Великий художник Гоген, по свидетельствам современников, всегда любил хорошо приврать. Сегодня его обвиняют еще и в членовредительстве // Труд. 2001. 2 авг.
Необходимо сказать, что выдвинутая Ритой Вильдеганс версия происшествия сколько-нибудь широкой поддержки в кругах искусствоведов не нашла. Возможно, это связано с тем, что в подтверждение своей весьма эмоциональной точки зрения Р. Вильдеганс, в сущности, каких-либо новых фактов привести не смогла. Она ссылалась главным образом на некоторые моральные качества Гогена, вполне обоснованно называя его «задирой», «неисправимым лгуном» и «выдумщиком». Одновременно Рита Вильдеганс обратила внимание и на то обстоятельство, что Гоген являлся «отличным фехтовальщиком».
С нашей же точки зрения, версия происшествия, выдвинутая Ритой Вильдеганс, вполне согласуется с некоторыми обстоятельствами пребывания Гогена в Арле. В частности, речь идет об информации, имеющейся в ряде писем Винсента, написанных из Арля брату Теодору Ван Гогу, а также о сведениях, содержащихся в рукописи самого Гогена «Прежде и потом».
Так, об отношениях, связанных с творческими разногласиями и отчасти бытовыми проблемами, Ван Гог писал: «Мы с Гогеном много спорим о Делакруа, Рембрандте и т. д.