Неугасимый огонь
Шрифт:
Букефалу не хотелось идти шагом, он снова нетерпеливо затанцевал, предлагая хозяину ускориться. Александр придержал его, ласково потрепал по шее и, подняв глаза на царственную чету, сказал:
– Мы с вами делаем шаг навстречу. Это небывалое событие. Никогда прежде чужеземцы не допускались для участия в Играх.
Мерит сказала осторожно:
– Все же только ремту ты пригласил на сии празднества, великий царь.
– Всему своё время, – ответил Александр, – Зевс наказал дарителя огня, но не отнял дар. Многие из моих людей не понимают меня, но всему своё время. Они поймут.
Александр ещё в начале зимы повелел выстроить
Египтяне разбили свой лагерь неподалёку от македонского, который был впятеро больше. Анхнасир высказал озабоченность по этому поводу:
– Их намного больше, чем нас, что если...
– Успокойся, – перебила его Мерит-Ра, – ты стал слишком мнителен. Нам ничто не угрожает. Александр не поступится своей честью. Я по глазам вижу – она для него важнее всего. А то, что эллинов много, вполне естественно, теперь они считают эту землю своей.
Анхнофрет, узнав об опасениях поверенного Ипи, объявила, что Игры священны для эллинов.
– Они чтят законы гостеприимства. Кроме того, здесь царит великое перемирие, они называют его – экехейрия. Ещё десять дней назад спондофоры торжественно объявили о его начале.
– Спондо... кто?
– Спондофоры, глашатаи. Мне рассказали, что однажды какой-то из эллинских городов отказался прекратить войну в дни Игр. Тогда на него наложили большой штраф и запретили участвовать в состязаниях [75] . Ещё был случай, когда из-за экехейрии эллины не собрали своевременно войско для отражения нашествия многотысячных ратей завоевателей. Врага встретил в каком-то ущелье небольшой отряд. Несколько дней горстка эллинов мужественно оборонялась, все они погибли. Великий подвиг.
75
В 420 году до н.э. спартанцы вели боевые действия в Элиде и проигнорировали олимпийское перемирие.
– И что, так никто и не пришёл к ним на помощь? – спросил Анхнасир.
– Нет. Священный мир. Игры для них – не просто состязания мужей.
– Расскажи, как царь принял тебя, – попросила Мерит.
– Немало удивился, – усмехнулась Анхнофрет, – они не привыкли, чтобы женщина возглавляла посольство, да и вообще занимала государственные должности. Некоторые военачальники хмурились и взирали исподлобья.
– Он тоже так смотрел?
– Вот как раз он – нет. Я потом побеседовала с Птолемеем, и он рассказал мне про мать царя. Судя по всему, это очень властная женщина. Она уроженка Эпира, небольшой страны, граничащей с Македонией. Птолемей сказал, что в Эпире женщины могут наследовать престол наравне с мужчинами. В Македонии это невозможно. Более того, муж царской крови не может занять трон, пока его право не подтвердит собрание войска.
– А в остальных эллинских землях тоже так? Птолемей говорил, что единого государства у них нет.
– По-разному. В некоторых небольших государствах, расположенных там, где теперь находится западная граница царства хатти,
– Имеет, – возразила Мерит-Ра, – разве забыли они своих отцов и обычаи предков?
– Я слишком мало ещё успела узнать их обычаев, чтобы судить о том. Но кое-что все же выяснила достаточно подробно. После первого приёма, на котором меня удивило поведение некоторых приближенных Александра, не сумевших скрыть негодования от того, что, по их мнению, Величайший оскорбил царя, прислав послом женщину, я подробно расспросила Птолемея об отношениях мужей и жён у эллинов.
– Птолемея?
– Александр поручил ему помочь мне скорее освоиться здесь. Птолемей рассказал, что замужние женщины у эллинов лишены всякой самостоятельности. Дни напролёт они проводят на женской половине дома, занимаясь хозяйством и воспитывая детей. Они редко выходят на улицу и всегда в сопровождении служанок. Эллины считают, что их жены должны вести себя так, чтобы о них нельзя было сказать ничего хорошего и ничего дурного. Они вообще не должны привлекать к себе внимания.
– Серые мыши, – покачал головой Анхнасир, – так относятся к своим женщинам презренные аму-овцеводы.
– Все это очень странно, – сказала Мерит с недоумением в голосе, – если жены эллинов заперты в четырёх стенах и все их предназначение – лишь прясть и рожать, то в этом они действительно подобны аму. Такой народ не способен к великим свершениям. Взять, к примеру, хатти. Их женщины свободны, и хатти, как ни какой другой народ на престоле Геба, близки к нам по духу. Я думала, что эллины подобны нам, теперь вижу, ошиблась.
– Не все тут так просто, – возразила Анхнофрет, – я тоже высказала своё недоумение Птолемею, и он уверил меня, что подобное отношение к женщинам характерно не для всех эллинов. Некоторые из них, он назвал их фиванцами и спартанцами, дают своим жёнам куда больше свободы. Он сказал, что фиванки выделялись среди других эллинок манерами, утончённостью, склонностью к поэзии. А спартанки укрепляют своё тело наравне с мужами, дабы рожать крепких и мужественных воинов.
– Ты сказала – "фиванки выделялись"...
– Ты, как всегда, очень наблюдательна и внимательна, царственная, – похвалила Анхнофрет, – здесь нет ошибки. Птолемей действительно сказал – "выделялись", а не "выделяются". При этом у него было странное выражение лица, но большего я от него ничего не добилась.
– Пока опустим это, продолжай.
– Наконец, есть среди эллинских жён такие, которые своей образованностью могут затмить многих мужей. Таких называют "подругами". Они независимы и вольны жить, как вздумается. Птолемей с печалью в голосе рассказал мне о своей оставшейся в том времени возлюбленной. Она как раз из таких женщин. Кстати, царственная, ты сказала, что вряд ли эллины отринули обычаи предков. Некоторые уже отринули. Зимой множество воинов Александра взяли в жены дочерей Киццувадны. По обычаям хатти.
– Царь торопится наплодить новых воинов, – фыркнул Анхнасир.
– Царь поступает мудро, – сказала Мерит-Ра.
– О, да, – согласилась Анхнофрет.
– Вижу, он понравился тебе?
– Он прекрасно образован, с ним приятно и интересно общаться. Ты знаешь, что среди чужестранцев мне приходилось иметь дело с мужами фенех, митанни. Они отличаются от Александра, как день и ночь.
– А другие эллины?
– Я пока мало с кем беседовала. В основном с Птолемеем, другие не слишком интересовались мной. Ещё несколько раз говорила со старшим над царскими писцами, Эвменом.