Неугасимый огонь
Шрифт:
На этом совете (котором по счету?) собрались почти все высшие военачальники, а так же наиболее приближенные телохранители, знатные македоняне из родов, чуть ли не каждый из которых толикой крови связан с Аргеадами.
Пердикка, сын Оронта, князь Орестиды, командир таксиса фаланги, набранного из его земляков. Он храбро сражался при Иссе и Гранике. Мнит себя большим стратегом. Он всегда кичился своей знатностью и засматривался на Клеопатру, родную сестру своего царя и друга.
Леоннат, сын Антея, из Линкестиды, ещё родовитее. Его троюродная бабка Эвридика была женой
Леоннат – тоже друг детства.
Как и Птолемей, который не раз замечен в распускании слухов, будто его мать, Арсиною, обрюхатил Филипп, после чего подарил своему верному сподвижнику Лагу, князю Эордеи. Намекает, что является сводным братом самого царя. Некоторые верят.
Клит, старший телохранитель. Любитель давать советы, подобно старику Пармениону. Он и раньше считал, что ему, брату Ланики, позволено нести любую чушь, а после спасения царя в битве при Гранике и вовсе уверился в своём исключительном праве поучать.
Селевк, Лисимах, Неарх, Эригий, Филота... Друзья царя, которого они ещё в детстве валяли в пыли палестры. Нередко бывало наоборот, Александр никому не желал уступать. Но только в одном человеке сын Филиппа был уверен – тот не поддаётся наследнику престола, тот всегда честно говорит то, что думает, даже если слышать это неприятно. И только из его уст неодобрение никогда не вызывало раздражения.
Сейчас он был далеко и потому в толпе "друзей" царь чувствовал себя особенно одиноким. Гефестион, сын Аминтора. У него даже не было никакой определённой должности, которые царь щедро раздал остальным. Он просто был другом. Настоящим другом. Которого не хватало в этот отчаянный момент. Только он смог бы найти нужные слова.
Он был далеко. Строил Александрию Киликийскую. А царь смотрел на своих спорящих до хрипоты, ссорящихся полководцев и мечтал лишь об одном – услышать негромкую, отрезвляющую, успокаивающую речь своего друга.
"Я все сделаю, Александр".
Никогда – "царь". От него – никогда.
Александр смотрел на стратегов. Он не слышал, что они говорят.
"Все добродетели вспомни: ты нынче особенно должен
Быть копьеборцем искусным и воином с духом бесстрашным.
Бегства тебе уже нет..."
Один раз боги, и какая разница, эллинские или египетские, уже жестоко покарали его за гордыню. Он не внял предупреждению и они вновь напомнили о себе, глупым и самонадеянным, по сути, предательским, поступком Филоты.
Да, виновен Филота и только он. Но кто, если не Александр вынашивал планы создания великого царства, чтобы в один прекрасный день нанести Египту удар? Отомстить за своё уязвлённое самолюбие.
Египтяне тоже готовились к войне. Но с ним ли? И, при этом, старались сделать всё ради прочного мира, даже делились
"Как невозможны меж львов и людей нерушимые клятвы..."
Не стоит нарушать клятву, данную льву. Нарушил Филота, но за овец в ответе пастух. Он с честью выпутался из сетей, которые иного бы погубили. Оправившись от чувствительной оплеухи, он вновь стал копить силы, готовить свой ответный ход.
Хочешь рассмешить богов – расскажи им о своих планах...
– ...ты сам-то видел эту Стену Болот? – кипятился Пердикка.
– Нет, мне рассказали, – раздражённо отвечал Птолемей.
– А ты и уши развесил! Любому дураку ясно, что послу чужестранцев следует беззастенчиво врать, убеждая его в своей необоримой мощи, дабы и мысли у него не возникло сунуться!
– Иногда вранье может завести совсем не туда, куда хотелось бы, – рассудительно сказал Полиперхонт, – враг может не испугаться, но сделает выводы и соберёт войско в три, пять, десять раз больше, чем планировал.
– Дарий бы смог собрать в десять раз больше, – буркнул Кен, – я уверен, у него даже после Исса ещё не на одну такую армию народа наберётся. А у нас?
– А мы вроде как дружим с хеттами, – ответил Пердикка, – вот и надо дружить... активнее. И ещё союзников искать. Готов спорить на что угодно, на египтян тут исподлобья многие глядят. Те же "пурпурные".
– Не ты с них последнюю рубаху снял? – поинтересовался Птолемей, – кто-то другой? Если так, то да, они с тобой подружатся с великой радостью.
– Есть и другие, – сказал Полиперхонт, – те же мидяне. Их Тутмос побил, а мы протянем руку.
– А на западе ахейцы, – добавил Пердикка, – братья наши. Вон, этого Этеокла, которого Неарх привёз, за чашей послушать – пир ещё не окончится, как все начнёшь понимать, что он там лопочет.
– Их не слишком много, – сказал Неарх, – а в Ионии ещё меньше. Я был в Милете – захудалый городишко. С нашим временем не сравнить. К тому же ахейцев начинают теснить хетты. Бескровное ползучее нашествие. Переселяются с востока и начинают жить своим укладом. А он у них привлекательный.
– Хетты – наши друзья, – снова напомнил Пердикка.
– Там кроме хеттов есть ещё Илион, Вилуса по-ихнему.
– Илион? – переспросил Кен, – Троя? Скверно. Троя – враг.
– Да не враг она, – наконец подал голос царь, – тут ещё не было ни Приама, ни Агамемнона. И даже Геракла. Нет причин для вражды.
Стратеги разом посмотрели на царя и замолчали.
– Обсуждаете, как будем воевать с Египтом? – спросил Александр.
Военачальники не ответили.
– А с чего вы решили, что будем воевать?
– Царь, такие оскорбления только кровью... – начал Пердикка, но не договорил, потупился под взглядом Александра, который прямо молниями из глаз жарил.
– Кровью из твоего носа?
Сын Оронта не ответил. Царь тоже долго не произносил ни слова, обводя взглядом собравшихся. Наконец, сказал.
– Я буду говорить с Тутмосом.
Царь вышел из шатра. Стратеги последовали за ним. Александр покосился на солнце, посмотрел на Птолемея. Тот кивнул.
– Время.
Египтяне предложили встретиться в полдень.