Неугомонная
Шрифт:
— А вот с лейтенантом Йоосом так не получилось.
Ева вспомнила тот полдень — полдень вчерашнего дня.
Когда она добралась до отеля «Виллемс» и узнала, что Ромер уехал, она немедленно позвонила в Agence. [25] Моррис Деверо сказал ей, что Ромер уже на пути в Остенде, что он звонил до этого и сообщил, что Ева либо погибла, либо ранена, либо в плену в Германии. Моррис сухо спросил:
— Чем вы там занимались?
Ева добралась до Остенде самостоятельно рано утром следующего дня (двумя автобусами от Пренсло до Гааги, где долго дожидалась ночного поезда до Брюсселя) и сразу направилась в офис. Ни Ангус Вульф, ни Блайтсвуд ничего
25
Агентство (фр.).
В полдень Моррис сказал, что ее ждут в конференц-зале, там она застала Ромера. Он прекрасно выглядел в темно-сером костюме и белоснежной рубашке со строгим галстуком. Могло показаться, что он готовился к какому-то официальному выступлению. Он указал Еве на стул и сказал:
— Расскажи мне обо всем, вплоть до мельчайших подробностей.
Ее рассказ, как ей показалось, был чрезвычайно подробен, а Ромер сидел, внимательно слушал и кивал, время от времени переспрашивая. Он ничего не записывал. Теперь Ева смотрела, как он, стоя у окна, водил подушечкой указательного пальца по стеклу вслед дождевой капле.
— Итак, — произнес он не оборачиваясь, — один человек погиб и два британских разведчика в немецком плену.
— Это не моя вина. Вы сами сказали, что я буду вашими глазами и ушами.
— Они просто любители, — сказал Ромер. Презрение в его голосе сделало фразу очень резкой. — Дураки и любители, начитавшиеся шпионских романов. «Большая игра!» — меня блевать от этого тянет.
Он снова повернулся к ней лицом.
— Такая удача для Sicherheitsdienst [26] — они были, наверное, просто удивлены той легкостью, с которой им удалось обмануть и захватить двух важных британских секретных агентов, а потом перебросить их через границу. Мы, должно быть, выглядим полными идиотами. Мы и есть полные идиоты — ну, конечно, не все…
26
СД (букв. секретная служба) (нем.).
Он замолчал и снова задумался.
— Ты говоришь, Йооса определенно убили?
— Я уверена в этом. Они стреляли в него четыре или пять раз. Но до этого я никогда не видела, как убивают человека.
— Но, тем не менее, они забрали с собой его тело. Интересно.
Он внезапно обернулся и показал на нее пальцем.
— А почему ты не предупредила англичан, когда Йоос ошибся с отзывом? Ты могла предположить, что Йоос — это часть немецкого плана. Он мог работать заодно с ними.
Ева сдержала свой гнев.
— Вы знаете, что мы обязаны были сделать. Правило гласит: выходи из игры — и немедленно. Чувствуешь, что-то неладно — не медли, не оценивай правоту своих действий, не старайся исправить положение вещей. Просто уходи, тут же. Что я, собственно, и сделала. Если бы я отправилась в конференц-зал, чтобы предупредить их… — Она попыталась рассмеяться. — Там с ними, между прочим, были еще два немца. Не думаю, что в таком случае я сидела бы здесь и разговаривала.
Ромер ходил кругами, потом остановился и посмотрел на нее.
— Да, ты права. Ты совершенно права. То, что ты сделала, — с оперативной точки зрения — было совершенно правильно. Все вокруг тебя совершали ошибки и вели себя, как законченные идиоты.
Он одарил ее своей широкой белозубой улыбкой.
— Все ты сделала правильно, Ева. Хорошая работа. Пускай они теперь за собой дерьмо вычищают.
Она встала.
— Мне можно идти?
— А может, пройдемся? Пойдем, выпьем за твое крещение огнем.
Они сели на
27
Плотина (фр.).
— Школьники справились бы с таким делом лучше этих дураков.
Он все еще размышлял о некомпетентности британских агентов — как будто фиаско было, так или иначе, проявлением его собственной слабости.
Ева поинтересовалась:
— Почему они договорились встретиться так близко от германской границы?
Ромер покачал головой, выражая полную досаду.
— Да потому что, милочка, мы воюем с Германией.
Он попросил официанта налить ему еще.
— Они все еще смотрят на это как на какую-то игру, в которой всегда можно будет побеждать, проявляя определенные английские качества — играть только честно, проявлять смелость и отвагу.
Ромер замолчал и опустил взор.
— Ты даже представить себе не можешь, как мне было тяжело, — сказал он, внезапно осунувшись и постарев.
Ева отметила про себя, что до сих пор он ни словом, ни жестом не признавался в собственной уязвимости.
— Считается, что руководство — в нашем деле — заслуживает доверия… — продолжил Ромер, и, как будто понял, что допустил ошибку, быстро выпрямился и улыбнулся.
Ева пожала плечами.
— А мы-то что можем сделать?
— Ничего. Или — только то, что можно в создавшейся обстановке. По крайней мере, ты в порядке. Представляешь, о чем я подумал, когда увидел, как эти машины пересекли границу и остановились рядом? Потом все забегали и стали стрелять.
— К этому времени я была уже в лесу, — ответила Ева, еще раз восстанавливая в памяти тот момент, когда Йоос в своем тесном костюме выбежал из кафе, стреляя из револьвера. — А ведь вот только что все мирно обедали — мне до сих пор это кажется нереальным.
Они вышли из «Континенталя» и пошли назад по эспланаде, глядя на Ла-Манш в сторону Англии. Стоял отлив, и пляж был покрыт серебряными и оранжевыми бликами от огней эспланады.
— В Англии светомаскировка, — заметил Ромер. — Тут нам не на что жаловаться.
Они прошли до «Шале Ройаль», потом повернули на авеню-де-ля-Рейн, которая вела до дома Евы. «Мы похожи на туристов, — подумала Ева, — или на молодоженов». И тут же одернула себя.
— Знаешь, мне в Бельгии всегда нехорошо, — сказал Ромер, продолжая необычные откровения. — Всегда хочется убежать отсюда.
— Что такое?
— Меня здесь чуть не убили. Во время прошлой войны. В 1918 году. И боюсь, что мой бельгийский лимит везения исчерпан.
«Ромер на той войне, — подумала Ева. — в восемнадцатом году был совсем еще юнцом, лет двадцати, а то и меньше. — Она поняла, как, в сущности, мало знала о человеке, рядом с которым шла сейчас и ради которого рисковала своей жизнью в Пренсло. — Возможно, так и бывает во время войны, возможно, это — нормально».