Неугомонная
Шрифт:
Он протянул руку, и она пожала ее. У него был приятный с хрипотцой голос.
— Я — Рауль. — Он повернулся к портье. — Эй, сынок, здесь можно что-нибудь выпить?
— К сожалению, нет.
Они вышли на улицу и минут пять безуспешно искали бар.
— Мне нужно выпить пива, — сказал Рауль.
Он зашел в алкогольный магазин и вышел, держа в руке банку пива в коричневом бумажном пакете. Они отправились в парк и сели на скамейку под тополями. Рауль достал из кармана открывалку, вскрыл пиво и стал пить жадными глотками, не вынимая банку из пакета.
«Я
— Извините, — сказал он, отрыгивая со свистящим звуком. — Я умирал от жажды.
Ева заметила, что хрипоты в его голосе поубавилось.
— А водой мне не напиться, — пояснил он.
— Были проблемы, — сказала Ева. — Задержка.
— Да ну? — Неожиданно он изменился в лице, стал выглядеть недовольным. — Никто мне ничего не сказал.
Рауль встал, подошел к урне и бросил туда пакет с пивной банкой. Потом распрямился, упер руки в бока и осмотрелся с таким видом, будто его подставили.
Ева открыла сумочку так, чтобы ему были видны деньги. Он быстро подошел и сел рядом с ней. Она передала Раулю пачку банкнот.
— Две тысячи. Остальные — на следующей неделе.
— Ах, даже так? — Рауль не смог скрыть удивления и радости.
«Он не ожидал денег, — подумала Ева. — Что здесь происходит?»
Рауль запихнул деньги в карман пиджака.
— Когда на следующей неделе?
— С вами свяжутся.
— О'кей, — сказал он, вставая снова. — Увидимся. — И неспешно удалился.
Ева подождала пять минут, все еще проверяя, не наблюдает ли кто за ней. Затем пошла по главной улице и зашла в «Вулвортс», где купила пачку салфеток. Потом свернула в узкий переулок между банком и конторой агентства недвижимости и быстро пошла обратно по тому же пути. Ничего. Прежде чем снова направиться в «Аламогордо» и расплатиться («Деньги не возвращаем, извините»), она совершила еще несколько маневров, убеждаясь в том, что на хвосте у нее никто не висит.
Ева снова поехала в «Месила мотор лодж». Наступали сумерки, солнце уже коснулось вершин гор на востоке, обведя ярко-оранжевой каймой их темные расщелины. Завтра она вернется в Альбукерке, где сядет на самолет до Далласа, а оттуда — прямо домой, чем скорее, тем лучше.
Ева поужинала в ресторане гостиницы: заказала себе бифштекс (твердый, не разжевать), суп-пюре из шпината (принесли холодным) и бутылку пива («У нас нет вина, мэм»). В зале было еще несколько человек: пожилая чета с путеводителями и картами; дородный мужчина, который разложил перед собой газету и уткнулся в нее, не поднимая головы; и нарядно одетое мексиканское семейство с двумя молчаливыми, хорошо воспитанными девочками.
Ева в одиночестве возвращалась в свой домик по дорожке, думая о том, одобрил бы Ромер то, как она следовала подсказкам своих инстинктов. Она посмотрела на звезды и ощутила на коже холодок пустыни. Где-то залаяла собака. Ева внимательно посмотрела на другие домики, прежде чем открыть свою дверь: никаких новых машин, все учтено. Она повернула ключ и толчком открыла дверь.
На ее кровати, широко расставив ноги, сидел мужчина. В руке
— Закрой дверь, — сказал незнакомец с сильным мексиканским акцентом. — Встань вон туда.
Он поднялся с кровати. Это был высокий плотный мужчина со свешивавшимся через ремень брюхом и длинными густыми усами, торчавшими в стороны. Одет он был в костюм тускло-зеленого цвета.
Следуя его приказу, Ева прошла по комнате под дулом его револьвера, в ее сознании вспыхивали вопросы, на которые не находилось ответов.
— Где карта? — спросил он.
— Что? Кто? — Ей показалось, что он спросил о чем-то другом.
— Карта. — Разобрать его действительно было трудно. Он говорил нечленораздельно и брызгал слюной.
Оглядев комнату, Ева поняла, что в домике и в ее чемодане что-то искали. Подобно какой-то сверхмощной вычислительной машине, ее мозг перебирал все причины и возможные последствия происходящего. Почти сразу же Ева поняла, что карту следовало отдать.
— Карта в шкафу, — сказала она, направляясь туда.
Послышался щелчок взводимого курка.
— Я не вооружена. — Ева жестом попросила разрешения двигаться дальше, после того, как мужчина кивнул, залезла рукой в щель между шкафом и стеной и, достав карту и оставшиеся три тысячи долларов, передала все ему. Что-то в том, как мексиканец взял их и проверил, держа Еву на прицеле, заставило ее подумать, что это был простой полицейский. Обыск был для него привычным делом, он держался очень спокойно. Он положил карту и деньги на стол.
— Раздевайся.
Пока Ева раздевалась, ее затошнило.
«Нет, только не это, — думала она. — Пожалуйста, не надо».
У нее появилось ужасное предчувствие: он был совершенно не похож на Рауля или на того человека в Альбукерке — все это заставляло Еву думать, что она скоро умрет.
— О'кей, хватит. — Она осталась в лифчике и трусиках. — Одевайся. — В его голосе не было ни плотоядности, ни похоти.
Мексиканец подошел к окну и отодвинул занавеску. Ева услышала, что где-то невдалеке завели мотор, машина подъехала к домику и остановилась. Хлопнула дверь, мотор продолжал работать. Значит, был еще кто-то. Никогда в жизни она так быстро не одевалась. При этом Ева думала: «Не паникуй, помни, чему тебя учили. Может быть, ему нужна всего лишь карта».
— Положи карту и свои деньги в сумочку, — приказал мужчина.
У Евы свело горло и стало тесно в груди. Она старалась не думать о том, что могло произойти дальше, но внезапно до нее дошел ужасный смысл его приказа. Этому человеку не нужны были ни карта, ни деньги — ему требовалась сама Ева: она была его добычей.
Ева подошла к столу.
Почему она отказалась от предложения Ромера взять с собой пистолет? Ладно, сейчас уже нет никакого смысла думать об этом. Но ведь Лукас сказал, что это — простое курьерское задание. Ромер не верил в оружие или в приемы самозащиты: у тебя есть зубы и ногти, говорил он, и твои животные инстинкты. Но сейчас ей требовалось нечто большее, чем это. Хоть какое-то оружие.