Неуклюжи
Шрифт:
Не успела опомниться, примериться, как выживать, и тут – здравствуйте! – Кира.
Вот уж о чём Ира и помыслить не могла. Как может быть у неё ребенок? Кто-кто, но Ирина-то никогда маленьких детей даже и не видела. Бывают кульки такие, лежат в колясках, но это у взрослых, семейных. Это – другая жизнь, иная планета.
Нет, она, Ира, обязательно будет жить легко, свободно, путешествовать по горам с тяжелым рюкзаком, учить испанский язык, писать глупые любовные стихи…Вышло, конечно, иначе.
Отмечая выпускной, Ириша с подружками
Влад был нормальный парень. Жил один в двушке-хрущёвке, туда и привёл Иришу той выпускной ночью, как допели все песни в подземном переходе метро "Садовая".
Затарились пивом, поймали такси и поехали. Там и остались, застряли надолго, назло беспокойной Зинаиде – Ириной маме, а теперь уже Кириной бабушке.
Зинаида сперва истерила, грозила полицией – Ире оставалось три месяца до совершеннолетия – но позже смирилась и даже начала понемногу помогать молодой семье. То копейку подкинет, то приедет без предупреждения и молча отмоет на кухне следы вчерашней пьянки с компанией молодых поэтов.
У Влада была странная манера никогда не гасить свет в квартире. В любой момент – днём ли, ночью ли – ты приходишь, а в квартире горят даже огоньки на невыключенной стиральной машине. Полная иллюминация.
Счета за свет приходили космические, но Влада это не урезонивало. Он вообще не любил экономить, жил сегодняшним днём. Деньги кончились – переход в метро на месте, сегодня ещё споём.
Поначалу денег хватало, поступать Ира никуда не стала, окунулась с головой в омут странной полубогемной жизни. Немного подпевала, обходила с кепкой зевак в переходе, вносила свою лепту в добычу средств к существованию. Сперва казалось, что интересно, потом надоело: не о таком она мечтала.
Впрочем, о чём она мечтала-то?
Никаких конкретных планов на жизнь у Иры не было. День бы прожить, за ним другой. Будет день и будет пища, зачем дальше загадывать?
Поначалу пыталась навести уют в страшной Владовской хрущёбе: что-то покрасила, не поленилась дойти до хозяйственного и выбрать банку весёленькой жёлтой краски и кисть. На кухне стало посвежее, но тараканы совсем взбесились и валили на домашний уют полчищами. Их не пугала даже раскалённая плита.
Было дело, Ира пыталась что-то готовить, показывала, какая она хозяюшка. Но на этой кухне странным образом мало что удавалось – блины растекались по сковороде и пригорали, задуманный суп разваривался в невнятную безвкусную похлёбку, даже банальные чёрные гренки не получались.
Что ни говори, а быт – это убийца женщины, особенно девочки, только отгулявшей выпускной.
Довольно скоро Ира оставила свои хозяйственные порывы. Да здравствуют супы из пакетов, хлопья, лапша, что бы мы без вас делали?
Дотянули до августа. Жили, как жили, Влад не выгонял.
Иногда Ира садилась на край дивана рядом с Владом и нежно спрашивала:
– Влад, а ты меня любишь?
Влад таращился стеклянно, тряс длинными немытыми волосами, кивал головой в такт внутренней музыке и заводил своё:
– Любишь меня? Она спросилаааа…
Весь день сочинялся новый шедевр, а вечером – пиво кончилось! – пора опять в переход.
Глава 3.
Зоя привозит черепки
Владу исполнилось двадцать, и он верил в себя: мир лежал у ног, свернувшись послушным клубком. Понятно, что скоро всё изменится, его непременно заметят, запомнят, отнесут на руках в какую-то новую интересную жизнь. В этом возрасте все мы чувствуем себя властелинами Вселенной, но год за годом ежедневная необходимость отмывать плиту по капле отбирает наши силы, безжалостно показывая крошечность жизненных перспектив. Ах, ты задумал стать великим исполнителем? А носки ты сперва постирать не хочешь? Постирал – молодец, теперь пойди приляг. Сцена – не твое, успокойся и спи.
Еда требовалась прямо сейчас. Хотелось свободно гулять по Питеру в белые ночи, забредая в дорогие бары, ездить на такси. Купить, в конце-то концов, пейджер, как у всех. Любящих родителей поблизости не оказалось: отца у Влада не существовало в принципе, – по крайней мере, мать свято хранила тайну отцовства. Было не очень понятно, знала ли сама, кто является вторым родителем.
– Зачем тебе знать, кто твой папа? – говорила Зоя маленькому Владу, немного отводя глаза, – не приставай, иди лучше погуляй, а я ещё поработаю.
– Ладно, – соглашался Влад, – но учти: в школе меня дразнят, что отца нет. Может быть, ты кого-нибудь себе найдёшь, а я всем скажу, что это отец?
– Хорошо, я подумаю, – отвечала Зоя.
Послушно пробовала с кем-то встречаться, но на самом деле не очень усердствовала. Ей совершенно не хотелось вписывать в свою налаженную жизнь чужого мужчину.
– Ты просто не знаешь, что такое отчим, – бормотала она себе под нос, когда сын не слышал, – а я знаю, к несчастью…
Она никогда не роптала на судьбу – всё в жизни сложилось точно по её тайному плану.
…Археологи – народ весёлый. Очнувшись в палатке после вечерней пьянки, не всегда можешь вспомнить, кто заполз к тебе в палатку с бутылкой домашнего вина и спешно бежал до рассвета. Иногда кто-то мимоходом сообщает, чьи тапки стояли вчера у тебя возле входа, но нередко окружающие слишком пьяны для подобных наблюдений.
Зое, похоже, ничего не сообщили. Где-то по-прежнему, наверное, сидит у костра бородатый археолог, поёт про синий троллейбус и дежурства по апрелю, считает звезды на темном южном небе. Жалеет, что за всю жизнь не обзавёлся сыном. Тоскует.