Неукротимая Анжелика
Шрифт:
– Прекрасно маневрирует проклятый корсар! – проворчал де Лаброссардьер. – Досадно, что он нам враг.
– Теперь, кажется, не время любоваться его ловкостью, господин де Лаброссардьер, – сухо заметил де Вивонн. – Канониры, успели перезарядить пушки?
– Да, ваша светлость.
– Стрелять залпом по моей команде! Мы перед ним, а он к нам повернут боком. Удобная минута. Но тут же раздался залп двенадцати пушек с правого борта пиратского судна. Казалось, в море забурлил гейзер, и за облаком пены не видно было противника. В воздух со страшным грохотом полетела масса обломков, огромная волна залила каторжных гребцов «Ла-Рояли», сломав несколько весел на бакборте, как
Анжелика, оглушенная и залитая водой, держалась за поручни. Герцог де Вивонн, упавший на палубу, уже поднялся и воскликнул:
– Неплохо! Он в нас не попал. Дайте подзорную трубу, де Лаброссардьер! Кажется, мы теперь…
Он остановился с открытым ртом, совершенно ошеломленный, не веря своим глазам.
Там, где только что стояла галера с боевыми припасами, в море крутилась огромная воронка, затягивавшая обломки весел и остатки судна. Ко дну пошло судно со всем экипажем, сотней каторжников-гребцов и, главное, с четырьмя сотнями бочонков зарядов, пуль, картечи.
– Все наше вооружение, – еле выговорил де Вивонн. – Вот бандит! А мы попались на его уловку. Он не в нас целился, а в корабль с боевыми припасами. Другие галеры погнались за фелуками и оставили его без прикрытия. Но мы его потопим… Мы еще потопим его! Игра не кончена.
Молодой адмирал сорвал с себя мокрую шляпу и насквозь промокший парик, яростно швырнул их наземь и приказал:
– Вывести «Дофину» на первую линию. Она еще не стреляла, у нее все заряды целы.
Вражеский корабль маневрировал поодаль, поворачиваясь то передом, то левым бортом с готовыми стрелять пушками. Быстро подошла и стала на место «Дофина», та самая галера, вспомнила Анжелика, но которой среди гребцов были сообщники Рескатора, те, кто пел по-арабски, чьего запевалу казнили накануне ночью. Она подумала, что не следовало использовать военнопленных в трудных маневрах. Не успела она додумать это, как увидела, что длинные весла гребцов из средней партии взметнулись в беспорядке, разновременно, и стали цепляться друг за друга. «Дофина», заканчивавшая поворот, задрожала, словно споткнувшись, склонилась, как раненая птица, и вдруг почти легла на правый бок. Среди треска и криков громче всего звучали голоса мавров.
– Каждой галере послать свою фелуку и каик на помощь тонущим!
Это делалось медленно. Анжелика отвернулась, закрыв глаза руками. Невозможно было смотреть на переворачивающуюся галеру. Большинство членов экипажа и все прикованные гребцы были обречены: опрокинувшийся корпус судна должен был раздавить и потопить их. Выброшенные в море солдаты, которых тянула на дно тяжелое снаряжение – сабли и пистолеты – молили о помощи.
Когда она решилась открыть глаза, высоко в небе перед ней белели десять парусов, раздуваемых ветром. Шебека была совсем близко к адмиральской галере. Блестел, как лакированный, ее широкий, плавно двигавшийся корпус, на палубе стояли смуглые берберы в просторных белых одеждах с яркими поясами, с мушкетами в руках. Впереди стояли два человека в окружении охранявших их янычар в зеленых тюрбанах, с короткими саблями. Эти двое внимательно наблюдали через подзорные трубы галеру «Ла-Рояль». Сперва Анжелика решила, что это тоже мавры, несмотря на европейскую одежду, потому что у них были темные лица, но потом заметила их белые руки и поняла, что они в масках.
Подошедший к ней де Вивонн глухо проговорил:
– Смотрите, тот, кто выше ростом, в черном, с белым плащом, это он, Рескатор. Второй – его помощник, по имени или, скорее, по прозвищу капитан Язон. Грязный авантюрист, но моряк хороший. Думаю, он француз.
Анжелика протянула задрожавшую руку за трубой
Интересно, в такой же бесстрастной неподвижности он смотрел, как в веду погружается галера, на которой стоял ребенок, простиравший руки и призывавший отца?
– Почему же его не потопят? – закричала она, не в силах сдержаться, забыв о страшном зрелище полуперевернутой «Дофины». Героическими усилиями экипажа судно еще держалось на плаву, но было ясно, что поднять его невозможно и оно медленно идет ко дну, несмотря на отчаянную работу всех помп.
С шебеки спустили каик, в него сошел помощник Рескатора.
– Они предлагают переговоры, – удивился де Вивонн.
Вскоре этот человек поднялся на борт «Ла-Рояли» и, представ перед офицерами, отвесил им по-восточному глубокий поклон.
– Приветствую вас, господин адмирал, – произнес он четко по-французски.
– Я ренегатов не приветствую, – бросил де Вивонн.
Под маской мелькнула странная улыбка, и человек перекрестился.
– Я такой же христианин, как и вы, господин адмирал, и мой господин, его светлость Рескатор, – тоже.
– Христианам не пристало командовать неверными.
– Наши экипажи состоят из арабов, турок и белых. Совершенно так же, как и ваши. – Он бросил взгляд на скамьи гребцов. – С одной только разницей: наши не прикованы.
– Хватит разговоров, чего вы хотите?
– Дайте нам спасти и забрать наших мавров, которых вы держите в плену на галере «Дофина», и мы уйдем, не продолжая боя.
Де Вивонн бросил взгляд на гибнущую галеру.
– Ваши мавры пойдут ко дну вместе с этим обреченным судном.
– Вовсе нет. Мы предлагаем поднять галеру.
– Это невозможно!
– Мы можем это сделать. Наша шебека движется быстрее, чем … чем ваши недотепы, – в его голосе звучало презрение. – Но решайте скорее, время идет и через несколько мгновений будет слишком поздно.
В душе де Вивонна боролись разные чувства. Он понимал, что ничего не может сделать для «Дофины». Согласиться – значило спасти прекрасную галеру, да и несколько сот человек в придачу, но капитулировать перед противником, уступавшим по численности… Однако он отвечал за королевскую эскадру. Что же, колебаться было нельзя.
– Согласен, – произнес он сквозь зубы.
– Благодарю вас, господин адмирал. Приветствую вас.
– Предатель!
– Меня зовут Язон, – иронически отвечал тот и повернулся к трапу. Герцог де Вивонн плюнул ему вслед.
– Француз, нельзя усомниться в том, что вы француз, слыша вашу речь! Негодяй!.. Как вы дошли до того, что отказались от своих!
Корсар обернулся. В прорезях маски сверкнула молния взгляда.
– Свои первыми отказались от меня, – его рука протянулась к прикованным гребцам, – и я целые годы провел гребцом на королевских галерах. Лучшие годы моей юности. И я не сделал ничего дурного!