Неукротимый, как море
Шрифт:
— Дункан…
Но он с легкостью подавил все ее протесты; голос его звучал на редкость самоуверенно. Впервые за последний год Шантель слышала в нем кипучий энтузиазм.
— Мне удалось сэкономить почти четыре недели на «Золотом рассвете».
— Дункан, подожди…
— Так что спуск можем назначить прямо на вторник. Боюсь только, что времени не остается и насчет церемонии придется чуточку сымпровизировать. — Он был необычайно горд своим достижением. Шантель почувствовала укол досады. — Ты знаешь, что я сделал? Я договорился, чтобы японцы доставили построенные резервуары-гондолы прямиком в Персидский залив! Их нагрузили балластом и уже буксируют. А я пока спущу
— Дункан! — На сей раз в тоне Шантель прозвучало нечто такое, что заставило его остановиться.
— Что случилось?
— Я не хочу откладывать до вторника. Мне надо поговорить с тобой немедленно.
— Это невозможно, — легко и уверенно рассмеялся он. — Подожди каких-то пять дней.
— Пять дней — слишком долгий срок.
— Тогда расскажи сейчас, — предложил он. — Ну что там у тебя?
— Хорошо, — размеренно сказала она, и в ее голосе прорезалась нотка персидской жестокости. — Сейчас скажу. Я требую развода, Дункан. И возвращения полного контроля над моими акциями «Флотилии Кристи».
В трубке слышались только щелчки и потрескивания. Шантель ждала — так ведет себя кошка, поджидая, когда дернется покалеченная мышь.
— Как-то неожиданно… — Его голос переменился, стал невыразительным и скучным, полностью потеряв звучность и тембр.
— Мы оба знаем, что дело к этому шло, — возразила она.
— Какие у тебя основания? — В его голосе появились нотки страха. — Послушай, развод вовсе не такая простая вещь…
— Ах, тебе нужны основания? — переспросила она, уже не пряча презрительно-насмешливый тон. — Если ты не появишься здесь к завтрашнему полудню, то мои аудиторы отправятся на Леденхолл-стрит, а перед тем как суд вынесет решение…
Шантель не пришлось доводить мысль до конца: Дункан прервал ее первым, и на сей раз голос его прозвучал откровенно панически. Такого она еще не слышала.
— Постой, ты права, — сказал он. — Нам действительно надо поговорить прямо сейчас. — Здесь он опять сделал паузу, беря себя в руки, после чего продолжил, тщательно выверяя интонации. — Я мог бы зафрахтовать «фалькон» и прилететь в Ниццу до полудня. Так годится?
— Я вышлю машину, тебя встретят, — ответила она и нажатием пальца разорвала связь. Постояла секунду в раздумье, не отпуская рычага, затем вновь подняла руку. — Хочу заказать международный разговор, — заявила она оператору на беглом, журчащем французском. — Нет, номера я не знаю, только имя и примерный адрес. Доктор Саманта Сильвер, университет Майами.
— Это займет не менее двух часов, мадам.
— J’attendrai,[17] — сказала она и вернула трубку на место.
Банк «Восток» расположен на Керзон-стрит, практически напротив клуба «Белый слон». В здании с узким фронтоном из мрамора, стекла и бронзы Николас вместе со своими адвокатами находился с десяти утра, из первых рук знакомясь с древним ритуалом заключения сделок на восточный манер.
Он продавал «Океан» плюс два года будущего собственного труда — и даже цена в семь миллионов долларов заставляла призадуматься о разумности этого шага, а ведь они до семи миллионов еще не добрались. Слова срывались с уст легко, цифры в этой обстановке, казалось, не несли в себе реального смысла. Единственной константой была фигура шейха собственной персоной: он восседал на низенькой кушетке и был одет в классический английский костюм, сшитый на заказ портными Савил-Роу,
За его спиной располагался зыбкий фон из подобострастных, елейно пришепетывающих теней. Всякий раз, когда Николас решал, что та или иная позиция была наконец твердо согласована, перед дверями банка останавливался какой-нибудь розовый или кислотно-желтый «роллс-ройс», откуда выходила очередная пара-тройка арабов. Они торопливо кидались лобызать шейха, прикладываться губами к его носу и тыльной стороне кисти, после чего возобновлялось приглушенное обсуждение — причем с того места, которое прошли часом ранее.
Джеймс Тичер ничем не выказывал нетерпения. Он демонстрировал удивительную выдержку, улыбался, кивал и в целом следовал ритуалу так, словно родился арабом, прихлебывая приторный кофе и терпеливо поджидая, пока ему переведут доносящийся со всех сторон шепот, после чего выдвигал собственное, взвешенное контрпредложение.
— Дела идут отлично, мистер Берг, — понизив голос, заверил он Николаса. — Еще парочка-другая дней и…
У Ника дико ныли виски от крепкого кофе и дыма турецкого табака, ему с трудом удавалось сосредоточиться. К тому же одолевало беспокойство насчет Саманты: четыре дня подряд он безуспешно пытался до нее дозвониться… Пожалуй, следует размять ноги. Он извинился перед шейхом и направился к информационному столу в вестибюле банка, где ему в очередной раз ответили:
— Сожалею, сэр, но ни по одному номеру никто не берет трубку.
— Этого не может быть, — нахмурился Николас. Один телефон стоял у Саманты в бунгало на Ки-Бискейн, а второй — на столе в лаборатории.
Девушка покачала головой:
— Я пробую дозвониться каждый час.
— От вас можно послать телеграмму?
— Разумеется, сэр.
Она дала ему стопку бланков, и Ник принялся писать: «Пожалуйста, немедленно перезвони…» Здесь он указал номер своей квартиры в Куинс-Гейт, затем номер офиса Джеймса Тичера, после чего задумался, держа ручку в воздухе и пытаясь подыскать слова, которые выразили бы его беспокойство… Увы, тщетно.
«Я тебя люблю, — наконец написал он. — Очень-очень».
После полуночного звонка Николаса, в котором он рассказал про перевозку кадмиевой нефти, Саманту Сильвер закружил водоворот событий.
Проведя серию встреч с руководством «Гринпис» и других экологических организаций в целях создания общественного резонанса в связи с новой угрозой океану, она в компании Тома Паркера прибыла в Вашингтон, где им удалось переговорить с заместителем директора управления по охране окружающей среды и двумя молодыми сенаторами, — однако все усилия проникнуть еще глубже натолкнулись на гранитную стену интересов крупных нефтепромышленников. Даже обычно словоохотливые источники сейчас с крайней осторожностью высказывались против новой крекинг-технологии «Амекса». Как заметил один тридцатилетний сенатор-демократ, «рука не поднимается угробить проект, который обещает на пятьдесят процентов увеличить выход ископаемого топлива».
— Мы вовсе не это хотим угробить! — вскинулась Саманта, и без того уже измотанная усталостью и досадой. — Нас не устраивает безответственный способ, которым собираются везти кадмиевую отраву по крайне важным и уязвимым морским путям!
Впрочем, когда она выступила с докладом, где описала сценарий возможных последствий для Северной Атлантики, куда хлынет миллион тонн токсичной нефти, то в глазах собеседника увидела неверие, а на губах — снисходительную улыбку, с которой обычно обращаются к слегка чокнутым.