Неукротимый враг
Шрифт:
Свернув с Сепульведы у Уилшира, я поехал по Сан-Висекте в сторону Уэст Капо-стрит. Здание под номером 209 оказалось трехэтажным жилым домом. Свежеоштукатуренный фасад заслоняли пересаженные пальмы, подсвеченные зеленоватым светом прожекторов.
Управляющего домом, пожилого человека в одной рубашке без пиджака, с книгой в руках, заложенной пальцем, я нашел в квартире номер один. Я назвал ему свое имя, а он мне — свое: Ральф Кадди.
Говорил он с южным акцентом, скорее всего — техасским. Над камином висели скрещенные пистолеты, а на стенах — несколько нравоучительных высказываний.
— Здесь когда-то
— Верно.
— Вы знаете, где она живет теперь?
— В пансионате.
— В каком пансионате?
— Для выздоравливающих. Несколько лет назад она сломала бедро.
— Это очень плохо. Мне бы хотелось поговорить с ней.
— О чем?
— По семейным делам.
— У миссис Краг нет больше семьи. — И он добавил, застенчиво улыбнувшись: — Если не считать меня.
— У нее зять в Сан-Франциско. И правнук по имени Дэви, бог его знает где. Она говорила когда-нибудь о принадлежавшем ей ранчо в округе Санта-Тереза?
— Об этом ранчо я слышал.
— Вы можете сказать мне, как его найти?
— Ни разу не был там. Оно пошло в уплату за налоги несколько лет назад.
— Вы родственник миссис Краг?
— Не совсем. Я был тесно связан с их семьей. Да и сейчас связан.
— Вы можете дать мне адрес ее пансионата?
— В принципе да. А по какому поводу вы хотите ее видеть?
— Сегодня я встретил ее зятя, Альберта Блевинса.
Кадди испытующе посмотрел на меня.
— Он первый муж Этты?
— Верно.
— Ну, и при чем тут ранчо?
— Альберт говорил о нем. Он жил там когда-то.
— Понятно.
Ральф Кадди положил раскрытую книгу обложкой вверх — она называлась «Роль службы охраны в жизни предприятия» — и подошел к письменному столу в противоположном углу комнаты. Вернувшись, он протянул мне листок бумаги с аккуратно написанным адресом пансионата для выздоравливающих в Оквуде.
Пансионат занимал большое здание, выстроенное примерно в двадцатых годах в калифорнийско-мексиканском стиле. Располагался он на обнесенном высокой стеной земельном участке в Санта-Монике. Надо всей подъездной дорожкой образовывали пышный свод итальянские пинии. На освещенной стоянке стояло с десяток легковых машин, а из главного здания доносились звуки музыки. Вполне можно было представить себе, что время повернуло свой ход вспять, и в доме идет вечеринка.
Иллюзия эта начала исчезать уже в огромной приемной. Повсюду группками по двое, по трое сидели старики, беседуя между собой и поддерживая течение жизни. При виде их у меня возникла аналогия с беженцами, которым дали приют в поместье какого-то знатного барона.
Очень современно выглядящая сестра в белом нейлоновом халате провела меня по коридору в комнату миссис Краг. Это оказалась просторная, хорошо обставленная комната — одновременно и гостиная, и спальня. Старая седовласая дама в шерстяном платье сидела в кресле-коляске, ноги ее были укрыты пушистым пледом. Она смотрела развлекательную программу по телевизору. Руки ее с подагрическими утолщениями в суставах держали раскрытую Библию.
Сестра приглушила звук.
— К вам джентльмен, миссис Краг.
Та вопросительно подняла на меня свои проницательные глаза, увеличенные сильными линзами очков.
— Кто вы?
— Мое имя Лью Арчер. Вы помните Альберта Блевинса, который был
— Ну, разумеется, я помню его. С памятью у меня все в порядке, спасибо. И что там с Альбертом Блевинсом?
— Сегодня я беседовал с ним в Сан-Франциско.
— В самом деле? Лет двадцать не получала от него вестей. Я приглашала его к нам, когда у Джаспера родился сын, но он так и не ответил.
Она помолчала, вслушиваясь в тишину. Сестра вышла из комнаты. Я сел, и миссис Краг наклонилась ко мне, переносясь из прошлого в настоящее.
— Ну, да ладно, а как он сейчас? Все тот же прежний Альберт?
— Вероятно. Я не знал его, когда он был моложе.
— И не много потеряли. — Она улыбнулась. — Муж всегда говорил мне, что Альберт родился слишком поздно. Ему бы быть пастухом-погонщиком в старые добрые времена. Альберт всегда держался особняком.
— И сейчас тоже. Живет в пансионате у себя в комнате совершенно один.
— Ничего удивительного. Ему вообще не следовало ни на ком жениться, не говоря уж об Этте. Поначалу я винила Альберта за тот скандал между ними, когда он швырнул в нее лампой и поджег дом. Но когда я увидела, что моя дочь стала вытворять потом... Это Альберт прислал вас сюда ко мне?
— Не совсем. В ходе нашей беседы он упомянул ранчо, которое вы ему то ли подарили, то ли разрешили пользоваться.
Она резко кивнула:
— Это было в 1927 году, когда Альберт женился на Этте. Сказать вам по правде, самой мне это ранчо до смерти надоело. Я ведь горожанка и была дипломированной учительницей. Двадцать лет возни с курами — этого мне было предостаточно. Я заставила Крага переехать сюда. Он получил хорошую работу место сторожа-охранника, на которой и оставался до самой пенсии. А ранчо перешло к Альберту и Этте. Они прожили года два и разошлись. Это ранчо приносило одни несчастья. Альберт рассказывал вам?
— О чем?
— О том, что происходило на этом ранчо? Нет, — она покачала головой, — Альберт и не мог рассказывать, потому что не знает. По крайней мере, всего. Сначала он спалил дом, и Этта сбежала от него. Оставила его с маленьким Джаспером. Когда это случилось, мы с мужем взяли Джаспера и воспитали его, что было нелегко, скажу я вам. Трудный был ребенок.
Потом, когда Джаспер встал на ноги и женился на Лорел Дадни, он вбил себе в голову, что ему нужно вернуться на это ранчо. Но работать на нем он и не думал, понимаете? Считал, что жить там можно недорого, ничего не делать и рисовать себе красивые пейзажики. Ему-то, конечно, жизнь там обходилась недорого, потому что мы с мужем присылали им деньги, после того как он истратил все, что было у Лорел. — Руки с проступающими венами сжали поручни кресла-коляски. — И знаете, как этот наш испорченный внучек отблагодарил нас?
— Альберт мне не рассказывал.
— Джаспер бросил Лорел с маленьким сыном и был таков. С тех пор ни от одного из них я не получила ни весточки. Джаспер, точь-в-точь, как его мать, — я говорю это, несмотря на то, что она мне дочь, — свинья неблагодарная.
Я не стал сообщать Элме Краг ни о смерти Джаспера, ни о смерти Лорел. Глаза старой женщины что-то уж чересчур разгорелись. Она и без того знала слишком много. Она сжала губы, и на лице ее застыло горькое выражение, словно она предвидела свою собственную неминуемую смерть.