Неумерший
Шрифт:
– И так было всегда, со тьмы веков, – подытожил Элуиссо. – Говорят, что их остров усеян женскими скелетами, но их самих там только девять. Их всегда было девять.
Пока мудрецы говорили, Гудомаросу поднесли наполненный элем рог. Он поднял его в нашем направлении, когда его бард умолк.
– Я пью за успех твоего испытания, Белловез, сын Сакровеза, – произнёс он. – Да внимут боги потустороннего мира моему обращению к ним и да исполнят они его – это окажет тебе превеликую службу.
Отхлебнув пару глотков, он вручил сосуд виночерпию, который передал его мне. Как только я поднёс напиток к губам, король добавил:
– Ты слышал моих советчиков, юный принц. На своём острове галлицены перевоплощаются, топят корабли и убивают
Я слегка замялся, ибо слова короля показались мне полными смысла и доброжелательности.
– Вот только как узнать, когда именно одна из них соблаговолит пересечь океан, – заметил Альбиос.
– С уверенностью сказать этого не может никто, – ответил Гудомарос.
– Однако год подходит к концу, – продолжал мой товарищ. – Осталось чуть более месяца до празднования трёх ночей Самониоса.
– В это время открываются курганы, и мёртвые возвращаются на землю, – сказал Синтусамос. – Сейчас самый удачный момент, чтобы выждать одну из галлицен.
– Несомненно, – согласился Альбиос. – Но за этими празднествами следуют новолетие и пора затишья. Разве суда не встанут на зимовку? Если даже мы и получим разрешение добраться до острова Старух, сможем ли мы найти корабль, который доставит нас туда до появления первой зелени?
– Нет, – ответил король. – Вам нужно будет дождаться возвращения погожих дней.
– Долго, однако, выходит. Великий друид задастся вопросом: почему тратим мы столько времени на исполнение его воли? Это вызовет его недовольство и придётся не по нраву Верховному королю.
– Твоя правда и слово твоё мудро, – признал Гудомарос.
– По мне, так нужно пойти навстречу опасности, уважая запреты Великого друида. Мы премного тебе благодарны, король озисмов, за твои советы и заботу, но с твоего благоволения мы отбудем на остров Старух, как только доберёмся до края Света.
– Я не откажусь от своих слов, Победитель, – заметил король. – Я не стану препятствовать вашему плаванию и снова предлагаю сопроводить вас до океана. Но…
Он потряс седеющей головой с чуть лукавым выражением лица.
– Но, когда вы проделаете нелегкий путь до края земли, вас будет ждать разочарование. Ни один корабельщик не согласится вас везти. Все они неимоверно боятся гнева бессмертных старух.
– Ты в этом уверен? – возразил Альбиос, чьи глаза тоже хитро заискрились.
– Я в этом убеждён. Чем ближе вы будете подходить к их берегу, тем сильнее они будут бояться галлицен.
– А я готов поспорить, что найду корабль, – весело сказал Альбиос.
– Ты сильный чародей, Победитель, но ты переоцениваешь свои силы, если считаешь, что твоё пение одержит верх над чарами старух.
– О, с моей стороны это было бы безумием! – рассмеялся мой товарищ. – Куда уж мне с ними тягаться! И посему я применю не свою власть, а твою, потому что теперь, Гудомарос озисмский, я решил, каким будет обещанный тобою подарок. За свою поэзию я хочу, чтобы ты принудил одного из твоих капитанов отвезти нас на остров Старух.
Вот так, после короткого путешествия на край земли, я оказался на судне Науо, сотрясаемом бурей. В то время как нас несло в неизведанном направлении, грозовые тучи окрасились странным цветом. Они бежали по небу, закручиваясь в свинцовые
37
Гивр – мифический змееподобный дракон без крыльев и конечностей.
Когда моряки закричали, что показалась земля, я всё ещё ничего не мог разглядеть. Ничего, кроме морской топи, посреди которой завывали болотно-зелёные волны с бронзовым отливом. Разве что длинные бурлящие гряды пены далеко впереди возвещали о внезапном воздвижении каких-либо поглощённых морем земель. Подле меня, запрокинув голову, сидел Альбиос: он смотрел на птиц, и только тут я понял, что они целыми стаями кружились над водами, к которым мы двигались. Наблюдая за вальсом чаек и моёвок, я всё ждал неуместного появления какого-нибудь грозного ворона или ястреба, но меня оглушали гул ветра и океана и пронизывающий крик пернатых. В этой суматохе я не мог различить, кружила ли в небе крылатая угроза.
Несмотря на то что были мы ещё в открытом море, Науо велел спустить паруса. Он не хотел искушать судьбу и подходить к острову слишком близко, чтобы нас не вынесло на берег, где подстерегала угроза похуже кораблекрушения. Сумариос, который тоже окидывал взглядом горизонт в поисках земли, принялся бранить капитана. «Мы слишком далеко от берега, – кричал он, – нам негде высадиться». Пока эти двое спорили, я наконец мельком оглядел цель нашего странствия. Перед нами, едва виднеясь над рифами, простирались тёмные очертания прямо среди волн и подводных скал. До них, казалось, ещё далеко, не меньше половины лье, и они вовсе не были похожи на остров. Это была вытянутая и плоская земля, как перешеек или мол, она едва выступала над поверхностью океана. Временами, когда наше судно низвергалось к подножью волны, эта земля пропадала из виду. И только когда корабль вновь взгромождался на гребень волн, мне чудилось, что перед нами расстилался целый архипелаг небольших островов, будто чёрные спины чудовищ всплывали перед нами.
Спор между Науо и Сумариосом становился всё жарче. Капитан вознамерился высадить нас в коракль [38] , который матросы как раз готовились сбросить на воду, однако Сумариос рассвирепел и открыто обвинил его в намерении пустить нас ко дну. Озисмские матросы вели себя всё более агрессивно. Они вооружились ножами, а некоторые – плотницкими топорами, оружием, не таким уж опасным для наших мечей и копий моего сотоварища. Однако перевес в численности был далеко не в нашу пользу. К тому же мы с Сумариосом не привыкли сражаться во время качки, а в груди моей ещё болела рана. Сумариос ревел уже во всё горло, повернувшись левым боком к капитану и его команде в стойке, преисполненной вызова. Он держал по копью в каждой руке: то, что полегче – в правой, наконечником вниз. В один лишь миг он мог взмахнуть им и насквозь проткнуть одного из этих ухарей, ополчившихся против нас.
38
Коракль – рыбачья лодка, сплетённая из ивняка и обтянутая кожей.