Неумолимая королева

Уиннерс Ева

Я уставилась на потолок, выложенный белой плиткой, проклиная себя за то, что я не такая сильная, как Рейвен. Или моя сестра. На самом деле, любой из моих друзей. Вместо этого мой разум продолжал пытаться найти оправдание его дерьмовому поведению. Он был разбитым сердцем, ожидающим своего часа; Я просто не думал, что все произойдет именно так.

Моя сестра прервала этот напряженный момент, задыхавший нас всех.

«Отдохни немного », — подписал Феникс. " Ты выглядишь усталым ."

Ей не нужно было спрашивать меня

дважды. — Я, — пробормотал я.

Я снова задремал, уверенный в том, что моя семья и друзья все еще здесь. Когда объятия сна утащили меня под воду, последней мыслью, которая была у меня на уме, был он.

Мальчик с галактиками в глазах.

6

АМОН

С

он подарил мне рай, а я ей ад.

Я никогда не думал, что этот кусочек тьмы в моей душе в конечном итоге будет поглощен девушкой с корицей.

Прошло три недели с тех пор, как я видел ее в последний раз. Неподвижный и смертельно бледный на больничной койке. Я пытался увидеться с ней, но у ее семьи был список разрешенных посетителей. Медсестра фактически сказала мне пойти на хуй. Даже мое рычание и унижение в данном случае не сработали. Это было жалко, и по большому счету я был благодарен, что моего брата не было рядом, чтобы увидеть, в каком я состоянии.

Кроме того, ее бабушка Ромеро и ее друзья всегда были рядом и по очереди присматривали за ней. Я не получил известий от Ромеро, что заставило меня поверить, что Диана Глазго ничего не рассказала ему о том, что видела меня в больнице. Не говоря уже о том, что они разместили охрану и охрану на больничном этаже. Было тесно. Это было хорошо. Это защитит ее.

Это было к лучшему.

Но я по-прежнему приходил каждый день, задерживаясь возле больницы, как вор в ночи. Я наблюдал за ней из тени и взламывал больничные записи, отслеживая ее прогресс. Сегодня ее освободят.

Я надеялся увидеть ее в последний раз.

Мой телефон завибрировал, и я взглянул на него.

Это был мой брат.

Где ты, черт возьми? Вы нужны на этой встрече в Омерте.

Я проигнорировал это.

Оставшуюся часть своей несчастной жизни мне пришлось иметь дело с преступным миром. У меня был только сегодня для Рейны.

Я прислонился к самому дальнему дереву на участке, глядя на его голые ветви. Покрытая листвой земля дрожала от ветра, и я плотнее затянул пальто. Был особенно холодный ноябрьский полдень, и солнце уже готовилось к закату. Приближался День Благодарения, и я предполагал, что Рейна отпразднует его со своей семьей. Для меня этот праздник не имел никакого смысла, но американцы любили набить животы и утолить жажду.

Я посмотрел на часы и в который раз задался вопросом, почему они не отпустили ее первым делом этим утром.

Данте был прав. Он видел меня насквозь все это время. Она была моей одержимостью и, скорее всего, стала моим проклятием. Была грань между добром и злом.

Я пересек его; мы пересекли его. Неосознанно, но это не освободило нас от наших грехов.

Если бы я был лучше, сильнее, я бы ушел и держался подальше. У Рейны была семья. Они любили ее. Они позаботятся о ней и защитят ее.

Но я не был лучшим человеком. Я был эгоистичным ублюдком, который хотел еще раз взглянуть

на нее.

Один. Более. Время.

Чтобы убедиться, что с ней все в порядке. Видеть этот ореол вокруг ее головы. Я знала, что ангелу никогда не суждено остаться с ожесточенным принцем.

Она назвала меня своим принцем. Она ошибалась. Я оказался ее палачом. Я чуть не стоил ей самой высокой цены. Я стоил ей…

Я сглотнула, болезненно сжав кадык. Моя грудь так чертовски болела, что мне хотелось постучать по ней, чтобы хоть немного ослабить давление. Я подозревал, что это не принесет мне никакой пользы. Рейна Ромеро была частью меня. Она нашла путь в мою разбитую душу и засела там так прочно, что никакой хирургический нож не смог бы ее вытащить.

Мое внимание привлекло мерцание, и я резко вздохнул.

Первой на улицу вышла ее бабушка, одетая в золото и меха, как старая легенда Голливуда. Следующим был Ромеро в итальянском костюме и черном плаще.

Я затаил дыхание. Вот она.

В груди раздался громкий стук, и сердце возобновило биение. По крайней мере на данный момент.

Рейну вывозила из больницы ее сестра, ее ноги были накрыты одеялом, чтобы защитить ее от свежего воздуха. Медсестра шла слева от нее. Закрывшись в себе, Рейна сидела в инвалидной коляске, ее лицо все еще было бледным, а полные губы были на несколько тонов светлее, чем я привык. Она выглядела слишком хрупкой и слабой.

Даже отсюда я мог видеть темные круги вокруг тех сапфиров, которые больше не сверкали.

Темное облако, казалось, висело над ней, пока она смотрела пустым взглядом, потерянная в бог знает каком кошмаре. Феникс остановился, и Рейна повернулась к медсестре, ее губы медленно шевельнулись. На ее губах не было и намека на улыбку.

Я это сделал.

Боже, я бы все отдал, чтобы повернуть время вспять и все изменить. Я бы держался на расстоянии, сохраняя ее невиновность.

Теперь я втянул ее в свою темноту. Я навредил ей, и мы оба остались ни с чем. И мне больше некого было винить.

Рейна поерзала в кресле, поморщившись, и я не мог помочь своему телу, когда оно потянулось вперед, нуждаясь в помощи. Чтобы заботиться о ней. Ее бабушка, сестра и отец тоже бросились ей на помощь, но что бы ни сказала Рейна, они застыли на месте. Все, кроме ее сестры, так как она была глухой. Но Феникс, должно быть, поняла это, потому что отступила.

Я наблюдал, как Рейна пытается медленно встать. Сжав руки в кулаки, я изо всех сил старалась удержать ноги на земле и скрыться из виду.

Выражение боли исказило ее красивое лицо, но она сделала шаг, и в ее чертах проступила решимость.

И именно тогда я это понял.

Она двинется вперед, но я останусь в ее тени.

Она больше не была моей, но правильно или нет, я навсегда останусь ее.

Я поднял голову и посмотрел на серое, мрачное небо.

Прошла неделя, и единственное, что мне удалось, — это наткнуться на жалкий, саморазрушительный запой. Я игнорировал своего брата, свою мать и весь чертов мир.