Неупокоенные
Шрифт:
– Когда ты умрешь, – сказала она, – мы будем друзьями, да? – Девушка немного смутилась – Мы всегда будем вместе, да?
Трентон почувствовал прилив паники. Он об этом и не подумал! Он думал, что просто уснет, что Минна будет рвать у себя на голове волосы от отчаяния и винить себя в его смерти, что одноклассники зажгут свечи в школьном коридоре в его память… Но что если смерть еще более ужасная и унылая, чем жизнь? Что если все станет только хуже? И ничего нельзя будет с этим поделать…
– Не рассчитывай на это, – обронил он, – я не собираюсь тут оставаться.
Но когда Трентон
– Ты останешься, – сказала девушка-призрак, – ты останешься, и мне всегда будет с кем поговорить.
Она начала растворяться в воздухе, сливаясь с кафельной плиткой и старой занавеской для душа с пятнами плесени. Скоро она снова станет тенью. Голосом, который может слышать только Трентон.
– Мне так одиноко, – прошептала девушка.
Он поставил флакончик в самый дальний угол шкафчика с лекарствами, который пах старым лейкопластырем, лаком для ногтей и противной детской жвачкой. Но этот запах его успокоил. Трентон вспомнил про Кэти и про то, как она наклонилась к нему, когда зажигала свечи.
– Мне тоже, – сказал он.
Сандра
Трентон, Минна и Кэролайн заперлись в разных ванных. И никто из них не заперся там по назначению.
Трентон снова пересчитывал таблетки, как будто их количество могло каким-то чудом само удвоиться за пару часов. Кэролайн набирала один и тот же номер и скидывала его. Набирала и скидывала.
А Минна заперлась в ванной с курьером из «Федекс».
Все это напомнило мне старый детский стишок:
Король тогда в подвале Считал свою казну, А королева в спальне Готовилась ко сну. Служанка возле замка Сажала кустик роз, Примчался дрозд – вертлявый хвост И откусил ей нос [1] .1
«Песня за полпенса» (пер. Г.М. Кружкова).
Мне всегда казалось, что это очень забавно – люди сидят по разным углам, занимаются своими делами, и все счастливы (ну, кроме бедной служанки, которая осталась без носа).
Но на самом деле это не очень-то и весело: все разошлись по отдельным комнатам замка, стараются чем-то себя занять, чтобы не так остро ощущать одиночество.
Прямо как Уокеры в своем огромном доме – расселись по разным ванным и переговариваются только через двери, когда кто-то выходит наружу.
Все ждут чего-то. Что прилетит дрозд, который откусит им нос. Что крыша рухнет. Или что пожар опять начнется.
– О, да, – стонала Минна, – да, да!
Элис
– Закрой
– Меня зовут не Вивиан, – сказала девушка, – и я знаю, что такое секс!
– Новенькая, – встряла Сандра, – хоть ты скажи Элис, чтобы она перестала быть такой брюзгой.
– Я не брюзга. – Я все эти три дня терпела нападки с ее стороны, и мне это надоело. Мне надоели покачивающиеся в такт ноги Минны и спущенные штаны курьера. Надоели все Уокеры, которые постоянно раздражали меня своими голосами, запахами, действиями, своей… жизнедеятельностью. Они как жуки, термиты, которые поедают нас изнутри.
Скоро я буду свободна. Еще никогда за все годы моей смерти я не была так близка к свободе, как в те несколько минут – когда огонь разбегался по углам, охватывая стены, пол и потолок, окутывая нас своим обжигающим теплом, а дым, как чьи-то ласковые руки, мягко гнал воспоминания прочь.
– Всем иногда нужна разрядка, – продолжала вещать Сандра. – Знаешь, некоторым женщинам-истеричкам даже рекомендовали покупать вибраторы. Парочка оргазмов – и нервишки снова в норме!
– Фу! – поморщилась Вивиан.
Вот бы только огонь распространился дальше!
– Меня поражает, – сказала я, – как твоя глупость может только возрастать со временем! Вивиан, скажи Сандре, что ее глупость…
– Я не Вивиан!
– А у тебя был вибратор? – Сандра на этот раз обратилась напрямую ко мне. Она была явно очень довольна собой. Минна соскользнула в глубь раковины, курьер зарычал и прижал ее к себе сильнее. У нее было напряженное выражение лица, как у человека, который в агонии испускает свой последний вздох. – Знаешь, тебе бы он помог. Расшевелил бы застой у тебя там, снял бы напряжение маленько. Может, тогда ты не была бы такой занудой.
– У меня был муж.
Минна застонала. Из ее рта вырывалось только одно слово, раз за разом: «Давай! Давай! Давай!» Я подумала про Эда, про Томаса, про жуткую тошноту по утрам, когда я и минуты не могла удержать свой завтрак внутри.
– Ага, конечно, муж у нее был! – издевалась Сандра. – Как мило. Только давай-ка, признайся – ты его ни капли не любила!
– Твои слова имели бы для меня значение, если бы у тебя в жизни были длительные отношения хоть с кем-то, кроме бутылки. Сколько времени прошло до того момента, как нашли твое тело? Два дня? Три?
Сандра замолчала. Минна тяжело дышала, а курьер пыхтел и двигался все быстрее. Он прорычал: «Сейчас… сейчас!»
– Три дня, – спокойно сказала Сандра, – и ты права, Элис. Совершенно права. У тебя был муж. И дочь. И любовник – еще до рождения Мэгги. Его звали Томас, так ведь?
Она говорила вкрадчиво, взвешивая каждое слово. В какой-то момент я захотела остановить ее, крикнуть: «Не надо, не говори этого!», – но не стала.
И она задала тот вопрос, который она обещала не задавать, она поклялась мне однажды своим молчаливым согласием.