Неупокоенные
Шрифт:
– Я не понимаю. Что ты там бормочешь? – спросила Минна.
– В «Черном гелиотропе» тоже было полно смертей, – повторил Трентон чуть громче, – там уничтожили целый лес нимф, обезглавили половину Ордена, Свена затоптал Трирог…
– «Черный гелиотроп» – это книга о нравственности, Трентон. – Минна опустила ноги и поднялась со стула. В этот момент на кухню зашла Кэролайн с двумя бокалами для вина и бутылкой. Она снова была в хорошем расположении духа и беззаботно улыбалась. Она огляделась в поисках штопора и немного заволновалась, не обнаружив
– «Пино», – определила Сандра, – кажется, орегонское.
– Не строй из себя эксперта! – Мое терпение иссякло.
– Я и не строю.
– Ты прочитала это на этикетке!
– Я не смотрела на нее!
– Это невозможно, – констатировала я. Еще одна чертовски раздражающая штука – мы не можем выбирать, что видеть, что чувствовать, что слышать. Мы просто всегда видим, чувствуем и слышим.
– Не хочешь присоединиться, Минна? – предложила Кэролайн.
– Нет, лучше не надо, – ответила Минна.
– Бери бокал, ты выглядишь так, как будто тебе нужно выпить.
– Пожалуй, я возьму, – сказал Трентон.
Кэролайн смерила его взглядом своих огромных, водянисто-голубых глаз.
– Не смеши меня, Трентон. Принесешь мои сумки из машины? Они в багажнике.
– Почему я должен это делать? – проворчал он, но тем не менее встал и направился к двери. Движения его были нелепыми и дергаными – он был, как ожившее пугало, которое вынуждено учиться ходить. Трентон делал большой шаг вперед, а затем слегка скользил назад, шаркая по полу.
Трентон. Мой прекрасный, грациозный, идеальный Трентон.
Он вышел на улицу, и Минна подошла к кухонному столу и налила себе вина в бокал. Она была сантиметров на десять выше матери и гораздо стройнее, но тот факт, что Минна осветлила волосы, делал ее сходство с Кэролайн более разительным. Они были как две версии одной картины: Минна – современная графика, ее мать – акварель.
– Где Эми? – спросила Кэролайн.
– Наверху, – сказала Минна. И добавила после паузы: – Хочет знать, куда делся дедушка.
– Это нормально. – Кэролайн снова отпила, но в этот раз не очень осторожно – вино разлилось, и бокал теперь был полон менее чем наполовину. Она присела за стол, крутя его в руках. – Наверное, треснул, – сказала она визгливым нервным голосом, прежде чем снова наполнить его до краев.
На пару секунд на кухне воцарилось молчание. Затем Минна сказала:
– Так странно снова вернуться сюда. Это место выглядит…
– По-другому?
Минна покачала головой:
– Нет. Таким, как и прежде. Вот это-то и странно.
Она протянула руку к маленькой свинке – фарфоровой солонке, одной из многих, купленных Ричардом Уокером.
– Зачем он хранил весь этот мусор?
– Ты же знаешь, – Кэролайн отхлебнула еще вина, – твой отец не любил расставаться
Она сказала это с болью в голосе.
Ричард Уокер был коллекционером. Он привозил расписанные вручную пепельницы из Мексики и бусы из Гватемалы, статуэтки Будды из Индии и дешевые плакаты из Парижа, которые он развешивал в своем кабинете рядом с работами Энди Уорхола. Он коллекционировал монетки и часы из других стран, дешевые венецианские маски и эскимосские предметы искусства, а также кружки, брелоки и магнитики.
Минна ходила по кухне кругами, как зверь в клетке.
– Хлам, хлам, хлам, хлам, – приговаривала она, – повсюду один хлам! Уйдет вечность на то, чтобы это рассортировать. Предлагаю все просто выбросить.
Кэролайн вздохнула:
– Тут есть что-то стоящее. Деньги нам всегда пригодятся.
– Хочешь устроить аукцион? – спросила Минна.
Кухонная дверь хлопнула. Кэролайн и Минна подпрыгнули от неожиданности – никто не заметил, как вошел Трентон, волоча за собой сумки матери. Они напомнили мне старые ботинки Эда – когда он их очень долго носил и часто и скрупулезно чистил. На сумках не было дыр или пятен, но выглядели они как-то потасканно.
– О чем вы говорите? Какой аукцион? – спросил Трентон.
Минна и Кэролайн молчали. Мать заговорила первая.
– Будем продавать вещи твоего отца, – выпалила она, – те, которые нам не нужны.
– Когда? – Трентон прислонился к кухонной двери, чтобы стоять как можно дальше от матери и сестры.
– В конце месяца, – сказала Кэролайн и поставила на место солонку, которую взяла Минна.
Трентон перевел взгляд с матери на сестру. Минна опустила глаза.
– Больные, – сказал он, – вы больные! Мы тут меньше часа, а вы уже…
– Он все равно не поймет. – Минна закатила глаза.
Трентон уставился на нее, как на прокаженную.
– И вы еще меня называете ненормальным?! – Он резко сорвался с места и ринулся через кухню. Его шаги загрохотали по лестнице. Каждый отдавался во мне болью и яркими разноцветными вспышками, словно я долго смотрела на солнце.
– Не понимаю этого мальчика, – вздохнула Кэролайн.
– Он очень ранимый, – Минна развела руками, – к тому же он едва помнит папу. Трентон не знает, каким он был придурком.
– Не говори так про отца, – мягко произнесла Кэролайн.
– Но он же был придурком! – продолжала настаивать Минна.
– Я хочу есть, – сказала мать, – ты голодная?
– Не очень.
– Наверное, Эми проголодалась.
Кэролайн принялась за инспекцию кухонных шкафчиков: они был переполнены продуктами, хотя Ричард Уокер готовил крайне редко. Там стояли коробки со смесью для выпечки блинов, открытые пакеты с чипсами, около шести пачек хлопьев, консервные банки с фасолью и тунцом, баночка с медом (из-под крышек пара капель вытекла на полку, и банка прилипли к ней), жестянки с сардинами и коробки с макаронами, а также мешочек риса, в котором уже завелись клещи.