Неупокоенные
Шрифт:
Он посмотрел на меня несколько дольше, чем положено по уставу, после чего элегантно развернулся на каблуках и сказал следовать за ним. Эйми Прайс двинулась рядом в ногу, а замыкал цепочку еще один охранник, кажется, по фамилии Вудбери.
— Я вижу, у вас везде друзья? — отметила на ходу Эйми.
— Если мне когда-нибудь придется здесь осесть в качестве гостя, надеюсь, он будет обо мне заботиться.
— Что ж, удачи. Если вас сюда угораздит, то лучше обзавестись заточкой.
Наши шаги звонким эхом отдавались по коридору. Теперь был слышен шум: разговоры и крики невидимых людей, гроханье стальных дверей, далекий клекот радио и телевизоров. Характерная для тюрьмы картина: внутри звуки не стихают никогда, даже ночью. Не остается ничего, кроме как остро осознавать
— Энди для встречи переводят из «супермакса» в бесконтактную комнату, — пояснила мне Эйми. — Вариант не идеальный, и о тюремной атмосфере вы представление вряд ли составите, но это все, что я могла сделать. Энди по-прежнему считается небезопасным для себя и окружающих.
Извинившись, она перед аудиенцией с Келлогом отпросилась в туалет, так что мы с Джо Лонгом остались на время одни. Вудбери держался на дистанции, привычно разглядывая пол и стены.
— Давненько мы не виделись, — подал голос Джо. — Года два, три?
— Ты чуть ли не сожалеешь об этом.
— Ну да, почти. — Джо оправил галстук, педантично стряхнув несколько соринок, посмевших к нему пристать. — Ты там насчет того проповедника, Фолкнера, ничего не слышал? Говорят, он просто сгинул без следа.
— Да, такая ходит молва.
Лонг, закончив возиться с галстуком, взглянул на меня поверх очков и задумчиво провел рукой по усам.
— Странно все-таки, что он так нигде и не всплыл, — продолжил он. — Такие люди так просто не пропадают, особенно когда у всех к ним подобное внимание. Иной раз даже закрадывается мысль, а в том ли направлении его ищут. Скажем так, вверху, вместо того чтоб внизу. Над землей, а не под ней.
— Теперь уж, наверное, и не узнать, — рассудил я.
— Скорей всего, нет. Может, оно и к лучшему. Тосковать о проповеднике никто не тоскует, но закон есть закон. За такие дела место ему за решеткой, и место это показалось бы ему ох несладким.
Если Лонг рассчитывал, что я невзначай ему что-нибудь выдам, то он заблуждался.
— Не спорю, — согласился я. — Кстати, слышал, Энди Келлогу здесь тоже живется не ахти. Какие-то, говорят, проблемы с привыканием.
— Энди Келлог весь как есть сплошная проблема. Некоторые из них он прямо-таки сам создает для себя. Не хочешь, а приходится его среди ночи глушить газом и пристегивать голого к стулу. Хотя не мешало бы это место освободить под кого-нибудь еще. А то мы все тратим деньги налогоплательщиков, возим плохих парней самолетом в Египет с Эмиратами, чтобы помягчали. А их бы лучше автобусом — тем же «Трейлуэйз» — и прямиком сюда. — Впервые глаза у него эмоционально блеснули. — А «стульчак», так он же для сдерживания, а не для пытки, — добавил он тихо, будто не веря этому утверждению настолько, чтобы произнести его в полный голос.
— Все равно это пытка, — оговорился я, — раз человек от нее с ума сходит.
Лонг в ответ открыл было рот, но тут появилась Эйми Прайс.
— Ну что, — сказала она, — можно идти.
Дверь, что напротив, открыл Вудбери, и мы вошли в помещение, разделенное надвое толстым щитом плексигласа. Ряд кабинок, каждая со своей переговорной системой, создавала для визитеров атмосферу относительной приватности, хотя нынешним утром нужды в этом не было. По ту сторону стекла стоял всего один заключенный, а за ним с каменными лицами маячили двое охранников. На заключенном был оранжевый комбинезон,
Когда мы сели, уселся и он, Келлог.
— Как дела, мисс Прайс? — спросил он, подавшись к микрофону.
— Хорошо, Энди. А у тебя?
На эту короткую фразу он размашисто закивал, как будто с ним по-прежнему разговаривали, а он выслушивал. Вблизи под левым глазом у него различался синяк, расплывшийся по скуле. По правому уху бороздой проходил шрам, запекшаяся кровь на входе в канал мешалась с ушной серой.
— Да у меня все нормалёк, — ответил он в конце концов.
— Ни с кем не пререкаешься?
— Я это… Ну, таблетки принимаю, как вы велели, и охранникам говорю, если мне нехорошо.
— А они слушают?
Энди, переглотнув, попытался как бы оглянуться на стоящих сзади. Поймав это движение, Эйми обратилась к охранникам:
— Вы не могли бы чуть отойти?
Те посмотрели на Лонга за разрешением и, получив его, потеснились из нашего поля зрения.
— Есть такие, которые хорошие, — продолжал рассказывать Келлог. — Вот сэр полковник, — Энди уважительно кивнул на Лонга, — он всегда меня выслушивает, когда мы с ним видимся. А другие, те постоянно на меня крысятся, нозят. Я сам к ним не лезу, все бочком-сторонкой, а они спецом меня из себя выводят. Специально раздраконивают, и вот тогда у меня проблемы. Нарываюсь.
Он уже в третий или четвертый раз посмотрел на меня — вскользь, не задерживаясь взглядом, но всякий раз кивая, как будто одобряя этим мое присутствие. Покончив с любезностями, Эйми меня представила:
— Энди, это мистер Паркер, частный детектив. Он бы хотел с тобой кое о чем поговорить, если ты не против.
— Нисколько я не против, — замотал головой Келлог. — Приятно познакомиться, сэр.
Скрепив таким образом знакомство, он теперь открыто, с интересом на меня посмотрел. Было в нем что-то ребяческое. Сомнения нет, при дурных обстоятельствах этот человек мог быть непредсказуем и даже опасен. Вместе с тем в голове не укладывалось, как могли те, кто видел Энди Келлога, читал его досье, не прийти к выводу, что этот молодой человек, который всю свою жизнь продирался сквозь житейские дебри (кстати, не им созданные); человек, которому в этой жизни никогда не находилось места, все-таки не заслуживает того, чтобы жизнь его кончилась в камере, а уж тем более голышом на «стульчаке» в ледяной комнате, и все лишь потому, что кто-то не удосужился проверить, принимал ли он как надо таблетки.
Я придвинулся ближе к стеклу. Мне хотелось расспросить Келлога про Дэниела Клэя и о том, что там происходило в лесу возле Бингема. Я отдавал себе отчет, насколько будет непросто и мне, и ему; к тому же не исключено, что, он наглухо замкнется или выйдет из себя, и тогда я уже ничего от него не добьюсь. И я решил начать с Меррика в расчете на то, что так, постепенно, можно будет попятным ходом выйти на тему насилия.
— Я тут видел одного твоего знакомого, — сказал я. — Звать его Фрэнк Меррик. Ты его помнишь?
Парень восторженно затряс головой. При этом он широко улыбался, вновь выставив напоказ свои серые зубы (скоро их смоет: вон какие десны — пунцовые, воспаленные).
— Да это ж мой друг! — сиял он глазами. — Он знаете, как меня любил, защищал! Он ко мне сюда придет, на свиданку?
— Не знаю, Энди. Не думаю, что ему захочется снова сюда приходить. Ты же понимаешь?
Келлог опал лицом:
— Ну да, наверное. Я когда отсюда выйду, то тоже никогда сюда больше не приду, то есть вообще.