Неуправляемый мужчина
Шрифт:
— Почему?
— Потому что я не дурак, и ты тоже не дура. Потому что я неуправляемый, а ты освободилась от своего зеленого чая, салата и всякого дерьма с телевизором, я — как и ты. Потому что люди боятся меня, а ты — нет. Мы на равных, Рыжая. У нас нет превосходства. — Его губы двигались так, что касались моих, когда он добавил, — только ты чертовски красивее меня.
О боже, он заставил меня растаять и одновременно возбудиться.
— А ты сексуальный, — сказала я ему, мои руки
— Рад, что ты так думаешь, — ответил он, его рука скользнула вверх по моему боку.
— Нет, все так думают. Даже монахиня. Она бы помолилась за бессмертие твоей душу, но если на нее надавили бы, она бы призналась, что ты хорош собой, потому что ложь — это большой грех.
Его рука остановилась на моем боку, а большой палец скользнул по изгибу груди, вызывая восхитительную дрожь на коже, когда он приказал:
— Перестань быть такой милой, детка. Ты делаешь меня твердым, я не могу трахнуть тебя, когда дети еще не спят.
Мои руки скользнули вниз по его спине, вниз, еще ниже, пока пальцы не впились в его твердую задницу, я выдохнула:
— Не можешь?!
— Черт возьми, нет. Ты же просто стональщик.
— Что?
— Да. Громкий.
Боже.
— Правда?
— Это хорошо, детка. Действительно чертовски хорошо, когда мой рот на тебе и мой член внутри тебя. Но это нехорошо, когда Тэбби и Раш сидят внизу.
— Понятно, — прошептала я, скользя руками вверх, расплющив пальцы, чтобы вобрать его всего, до чего могла достать.
— И было бы неплохо, если бы ты перестала меня ласкать.
— Мне нравится тебя трогать, — тихо произнесла я.
— Мне тоже нравится, детка, но это не помогает моей борьбе с твердостью.
— Тогда ты перестань шептать мне в губы, Тэк, потому что меня это заводит.
— Да?!
— Умммм…
— Тебе много не надо, не так ли дорогая?
С остальными у меня так и было.
Но не с ним.
Но я не поделилась с ним этим.
Вместо этого сказала:
— Меня заводит козлиная бородка.
— Чушь собачья, тебя завожу я.
Он полностью меня раскусил.
— Ну, это же твоя козлиная бородка.
И тут я почувствовала, как его губы улыбнулись на моих губах.
Затем, увы, он оторвал свои губы от моих и заявил:
— Хорошо, спокойной ночи, Рыжая. Я понял кое-что, когда что-то не дает покоя твоей заднице, ты, не раздумывая, задаешь мне вопросы, мне лишь чуть-чуть нужно было тебя подтолкнуть. Я узнал, что ты считаешь меня сексуальным. Узнал, что ты можешь быть милой, возбужденной. И совершенно точно, я никогда не сбрею эту козлиную бородку. — Я ухмыльнулась ему в темноте, но он закончил: — Да я и не собирался.
—
— Детка, ты по-прежнему такая милая.
— О, точно. Я, пожалуй, перестану быть милой.
— Боже, все еще чертовски такая милая, — пробормотал он, и его большой палец задел мою грудь, вызвав еще одну дрожь, соски тут же стали твердыми.
Пора было сменить тему.
— Когда что-то не дает покоя моей заднице, я незамедлительно спрашиваю тебя об этом?
— Неа.
— А что не так с моей задницей?
— Ты не придала значения тому факту, что дети и глазом не моргнули, что у меня в доме появилась женщина. Это не давало покоя твоей заднице. Ты просидела с этим на ней минут пятнадцать. И я всего лишь слегка на тебя надавил, и ты все выложила.
— О.
— И прежде чем ты спросишь, чтобы ты ничего не анализировала, мне это тоже нравится. Определенно.
— Хорошо, — прошептала я, сжимая его в объятиях.
— Бл*дь, и даже сейчас она такая милая.
Я тихо рассмеялась и предложила:
— Ты хочешь, чтобы я разозлилась, может выдала тебе тираду?
— Нет, потому что от это я тоже твердый.
— А что не делает тебя твердым?
— Что касается тебя, то не так уж много.
О боже.
Это было очень мило с его стороны.
— Милый, — прошептала я.
— Черт, детка, — прорычал он, прижимаясь ко мне бедрами, — серьезно, перестань быть такой сладкой.
— Может, нам лучше поспать? Ведь, когда я сплю, я не кажусь такой милой.
— Ты, кажешься. Ты такая сладкая, когда спишь.
Я моргнула и спросила:
— Что?
— Ты такая сладкая, когда спишь. Бывает, ты прижимаешься ближе и издаешь кое-какие звуки.
— Я издаю… — Я сделала паузу, — звуки?
— Ага.
— Ты хочешь сказать, что я храплю?
— Нет. Я говорю, что ты издаешь звуки.
— Что за звуки?
Тэк не ответил сразу, просто спросил:
— Ты не знаешь, что во сне издаешь звуки?
— Нет.
— Тебе о них никто не рассказывал?
— Нет.
— Черт, сколько у тебя было мужчин?
— Тэк, — я решила вернуть его к теме, — что за звуки?
— Горлом. Как тихие стоны. Они такие милые.
Боже.
— И очень сексуальные.
Ну, это было не так уж и плохо.
Тэк решил продолжить:
— Они похожи на те, которые ты издаешь, когда я занимаюсь с тобой делом.
— Занимаешься?
— Ну, ты почти готова в тот момент кончить.
— Отлично, — пробормотала я. — Не знала, то ли огорчаться, то ли возбуждаться.