Неутолимый Голод: Тупиковая ветвь
Шрифт:
В высоком воротнике его чёрного костюма с четырёхцветной радугой на груди прошипел инфузор.
«Четвёртая», — машинально подумал он, чувствуя, как тёплая волна пробегает по телу. Ещё пять сегодня, отлично. Всё под полным контролем.
— Итак, господин Ноа-Д'eвере, вы наотрез отказываетесь помогать нам. Я понял, — он «пробежал» пальцами по столу, проходя мимо, отчего арестованный вздрогнул. — Вы также отказываетесь помогать сами себе. Это я тоже понял. Но почему вы не хотите помочь своему сыну?
Арестованный сглотнул и поднял на него
— Да, господин Ноа-Девере, именно своему сыну, — удовлетворённый эффектом подтвердил Самуил. — Ему же сейчас пять, верно?
На сером и измождённом лице его молчаливого собеседника словно зажглись два огонька. Высохшие губы вытянулись в струну.
— Он ведь тоже маг? А вы знаете, что бывает с детьми-магами тех, кто осуждён за тяжкое преступление?
Арестованный снова опустил взгляд.
— Не знаете? И правда, зачем бы вам нужна была эта информация раньше… До того, — он сделал ударение на «до», — как вы и ваши сообщники напали на транспорт? Она бы и вовсе вам не понадобилась если бы дело закончилось простым ограблением, хочу вам сказать. Но…
Самуил развёл руками, и вдруг резко повернулся к арестанту.
— Послушайте меня внимательно, Томас, — его голос стал вкрадчивым и тихим.
Он вскинул руку — и в неё из угла комнаты, противно скрипнув ножками о пол, прилетел стул. Дознаватель размашисто поставил его напротив собеседника. Звонко стукнуло. Тот снова вздрогнул.
Самуил сел и нагнулся к нему через стол. Теперь его взгляд больше не был высокомерно-безразличным. Теперь в нём горел гнев.
— Не знаю, кто из вас, идиотов, был либо настолько неаккуратен, либо настолько туп, чтобы задеть террит боевым заклятием. Не знаю, но обязательно узнаю, кто был настолько силён, чтобы справиться сразу с семью тренированными боевыми магами сопровождения. Но одно я уже знаю точно — за смерть десяти магов и четырнадцати инертов тебя, дорогой Томас, обезглавят. Публично. Это уже ясно как день.
Он откинулся на спинку стула, с презрением на лице глядя в сторону.
— Детей-магов тех, кого казнят обезглавливанием, изолируют. Ни мы, ни инерты не можем им доверять. Ты же знаешь, маги очень… могущественны, — он чуть было не сказал «опасны», словами Председателя Коулмана! Фу, мерзостная формулировка… — Мы не можем допустить даже малой вероятности кровной мести. А это значит — твоего сына заберут и поместят в специальное воспитательное заведение. Годами будут промывать мозг. Выкорчёвывать любую агрессию из его мыслей. Заменять её верностью Конфедерации.
Самуил подумал, что ему самому противно вспоминать об этом заведении, где, по сути, уничтожали личности магов, по разным причинам считавшихся потенциально опасными. Но что поделать, у Жандармерии было бы много больше работы и много меньше доверия людей, если бы не оно.
— И там, в лагере перевоспитания, он пробудет до своих тридцати, — подытожил дознаватель. — Мне нужно объяснять тяжесть последствий для его жизни?
Объяснять было не нужно. Ещё пару минут назад напускно
— Есть и другой вариант, — многозначительная пауза. — Ему же всего пять, воспоминаний о тебе немного. Короткая чистка сознания — и мы сможем добиться для него обычной жизни в приёмной семье. Он даже станет магом… если захочет.
Ха! «Если». Конечно захочет. Никто ещё не отказывался, если мог.
Арестованный впервые прервал молчание.
— Я хочу, чтобы он остался с моей женой! — нервно выпалил он, словно плюнув словами через стол.
Самуил внутренне торжествовал. Этот доходяга даже не спросил, что от него нужно! Сразу начал с торгов о том, что ему причитается. Да он же на всё согласен! Великолепно!
Внешне же дознаватель остался бесстрастен и лишь покачал головой.
— Помнишь, о чем я тебе только что говорил? Почему его поместят в лагерь? Если он останется с твоей женой, чистку надо делать и ей. И всей её и твоей семье, всем, кто знал тебя. Даже одна чистка стоит очень дорого. Большой расход пыли, высокая такса у тех, кто её делает… Посуди сам. Но! — он поднял палец. — Тебе мы готовы её оплатить, в обмен на полное сотрудничество. Но только тебе. Либо так, либо никак. Решай сам.
И он посмотрел на арестованного спокойным, уверенным взглядом того, кто закончил разговор.
Ноа-Девере выглядел подавленным, но уже принявшим решение. Правильное решение. Прекрасно! Всё, допрос в эндшпиле. Дело почти сделано. Ай да мастер! Победа нокаутом присуждается…
Никто не понял, что произошло.
Ни Самуил, ни сам Томас Ноа-Девере, ни наблюдавшие за допросом в рубке не сумели почувствовать ничего, кроме лёгкого магического «ветерка», словно кто-то поджёг пальцем сигарету или нажал магией кнопку лифта.
А сразу за ним — ослепляющий взрыв силы.
Самуил в одно мгновение вскочил, инстинктивно раскинув вокруг себя защитный пузырь, и теперь озирался, лихорадочно соображая, на сколько секунд хватит его последней инъекции.
Кто-то в наблюдательной рубке уже включил общую тревогу. Завыла сирена.
Вместо арестанта напротив дознавателя клубилось белое облако, в котором еле виднелся странный, будто распухший его силуэт.
И вдруг громко чвякнуло — и пузырь Самуила обдало густыми красными брызгами.
Вибрация сильного магического воздействия ушла. Всё закончилось.
Томас Ноа-Девере, арестованный по обвинению в разбойном нападении на транспорт с территом и успешно принуждённый к сотрудничеству, был размазан по стенам камеры допроса ровным слоем и сотрудничать уже никак не смог бы.
И правда, победа нокаутом.
* * *
— Как?! Как вы это объясните, Ренцини?! — Председатель Аль-Атраш был в ярости. Возможно потому, что его слово, слово самого могущественного мага Галактики, данное второму по могуществу в Галактике инерту, Председателю Коулману, висело на волоске.