Неуязвимых не существует
Шрифт:
Валенты на месте не оказалось. Я нашел ключ в потайном дупле и открыл дом. Тут все было по-старому, только везде почему-то лежал слой пыли. В доме явно никто не жил уже несколько месяцев, а это значило…
Ничего это не значило, Валента вполне могла находиться в Москве. По старой традиции эта вилла считалась у нас чем-то вроде дачи, а в городе у нас имелась еще одна квартира, хотя Валента ее не любила. Да и кто бы любил дом неподалеку от Ботанического сада?
Впрочем, я не прав, Ботанический район еще не из самых плохих. Там, по крайней мере, днем довольно безопасно. В подавляющем числе мест и днем-то страшно
Да, в хороший гадючник превратилась Москва. По официальной версии, мы не очень выпадали из общей тенденции криминализации, охватившей все крупные города мира. А по-моему, бывшая Первопрестольная сделалась невероятным нагромождением самых отвратительных трущоб в мире. Даже пара приличных районов – Кунцево и Бутово – почти непригодны для обитания. Что же говорить про остальные?
На вилле у меня было запасено все, что только могло потребоваться, в каком бы состоянии я ни дотащился до этого крова и кого бы с собой ни приволок. Первым делом, даже раньше, чем задуматься о собственном будущем, я принялся за Джина. Он уже едва держался на ногах.
Я раздел его, уложил на операционный стол, который у меня был замаскирован под автоматический биллиард, и вывел с потолка кибермедика. Машина была упрощенная, но никто и не слышал, чтобы бластер или многоствольный пулемет ставили слишком головоломные медицинские проблемы. Их две – или еще можно попробовать, или уже нет. В случае Джина, разумеется, пробовать следовало. И машина принялась за работу.
Я стоял рядом, в маске, чтобы не нарушать требуемую хирургическую чистоту, и смотрел. Тонкие, изящные, как золото скифов, инструменты высекали пораженную ткань с непостижимым совершенством. Кровотоки отгоняли кровь и сукровицу, подавали стерилизующий раствор, чтобы не допустить поражения раненой плоти кислородом воздуха. Очень острые на вид, даже страшноватые иглы накачивали моего сокамерника каким-то составом, который делал его ногу совершенно нечувствительной к боли. Кажется, он даже кайфовал. И это меня настораживало – уж не тайный ли наркоман мой полосатенький приятель?
Операция длилась минут двадцать, что для такой раны и такой техники – геологическая эпоха. Под конец умная машина вколола Джину кубов пятнадцать разных стимуляторов, среди которых, если я правильно понял показания дисплеев, главную порцию составляли агенты роста клеток и антитравматики. Джину стало легче, опухоль на глазах стала спадать, и он уснул спокойно.
Я не переволок его в спальню для гостей, где кибермедик не смог бы до него дотянуться, если потребуется, а просто вышел, принял душ, потому что странным образом покрылся тонкой пленкой пота, пока следил за операцией. Когда свежевымытый, с полотенцем вокруг чресел я вышел на кухню, чтобы глянуть, что можно сожрать, за окном начинало темнеть.
На ужин оказались только консервы, вино и сухие галеты. Я открыл себе баночку маринованного тунца, добавил белой итальянской фасоли в винном соусе, размочил галеты в столовом белом из крымской Шангирии и почувствовал себя дома. Это ощущение было настолько важным, что я даже не задумался, что теперь буду делать, каков мой следующий ход.
Но, на всякий случай, сходил в оружейную и перебрал стволы, которые у меня хранились. Оружие было в основном коллекционным, мне не хотелось брать его с собой на дело. Все же я выбрал себе кое-что, а чтобы меня не замели
Разумеется, в них стояло мое настоящее имя, потому что стволик, который я прихватил, тоже любую экспертизу выведет на меня не дольше чем через пятнадцать минут. Настоящее имя некоторое время смущало, но я пока и не собирался скрываться. Может быть, зря?
15
Раннее субботнее утро было прекрасным. Даже в Москве, даже если приходилось дышать не до конца выветрившимся со вчерашнего смогом, даже с чересчур закопченными стенами домов. Даже в районе старой Таганки, где могли жить немногие, а еще меньше получали от этой жизни удовольствие, хотя, судя по опыту, были и такие.
Мне пришлось дать таксеру особую плату за то, чтобы он не стоял на месте, а разъезжал вокруг дома, где я собирался провести полчаса. Стоять, по его словам, значило наверняка нарваться на бандитов. Заклинят колесо и начнут требовать выкуп или просто выставят сорокамиллиметровые ружья, поневоле отдашь все, что есть, чтобы машину не поуродовали.
На мое замечание о дорожной полиции таксер, мелкий, хиленький, опасливый типчик, так на меня посмотрел, что я сразу понял – сморозил какую-то глупость. Хотя и не собирался.
Ответ его содержал тот смысл, что про дорожную и прочие полиции таксер даже не слышал, они кормились только на автострадах, собирая дань из мнимых штрафов. Я и сам это, в общем-то, знал, просто очень не хотелось давать парню лишние деньги, он определенно тут же собирался смыться, не искушая судьбу. А найти новую машину тут было так же непросто, как золотой самородок на тротуаре. Вызывать новую машину из дома, куда я должен был зайти, по телефону не хотелось. Это обещало массу хлопот.
Правда, могло оказаться, что хлопот возникнет еще больше, и тогда меня вообще не имело смысла ждать, потому что никакого проку от вынесенного ногами вперед тела этому таксистику быть не могло. Все-таки я попросил его подождать, а сам подошел к подъезду, оглядываясь по сторонам.
К счастью, ключ от наружной двери у меня уже имелся. Когда-то, давным-давно, пожалуй, года три назад, я получил его от хозяина квартиры, потому что вручил ему ключи от своей. Тогда это казалось необходимостью, операция, которую мы на пару проворачивали, была головоломной, и могло получиться по-всякому. А когда все кончилось, мы не стали возвращать эти крохотные кусочки армированного пластика, расплавляющегося в чужих руках. Мы считались друзьями, и на самом деле были друзьями. Хотя сейчас могло оказаться иначе. Но я все-таки надеялся.
Лифт оказался вполне современным, с «глазком» распознавания на случай сериального убийцы, маньяка или просто квартирного взломщика. Он не захотел меня впускать, даже когда я сказал ему, к кому еду. Но в отличие от лифта, лестничная клетка пропускала всех желающих, поэтому я решил отказаться от техники и просто побежал по ступеням. Я именно побежал, грустные мысли нагнали в кровь не меланхолию, но адреналин, и его лучше было сжечь этим рывком на верхний, сороковой, если не ошибаюсь, этаж.