Неверная
Шрифт:
— Папа-дядя-Влад, с днем рождения! А мы тебе подарки приготовили и тортик будет вечером! И кексики сейчас! — кинулась к нему Соня, а следом все остальные.
— Спасибо, моя хорошая. — через силу улыбнулся Влад.
Улыбка Иды медленно сползла с её сияющего лица, что-то было не так, сразу поняла она. Влад не притронулся ни к завтраку, ни к кексам, что она испекла, лишь выпил чашку кофе и сказал, что уходит, будет поздно. Ида поймала его за рукав пиджака, когда он собирался уходить.
— Что случилось? — дрожащим от волнения голосом спросила она,
— Дина покончила с собой, передоз. Её мать позвонила…
— И куда ты? Ты здесь при чем?
— Мне нужно быть там. — коротко сказал Влад и ушел, даже не поцеловав на прощание.
Он был готов крушить всё кругом, Дина даже с того света умудрилась им с Идой нагадить, одной своей фразой в предсмертной записке — «Прошу винить в моей смерти Иду Ковалевскую…». Этой записки никто из родственников Дины так и не увидел, Влад только позволил себе передать матери покойной её последнюю волю — кремировать и развеять прах в их старом особняке, где Дина провела детство, видимо, единственное счастливое время своей жизни.
Жене Влад решил ничего не говорить о записке, зачем ей об этом знать, они только начали друг. Ида понемногу вылезала из своей ядовитой скорлупы и всё больше тянулась к Владу, стала спокойнее, больше улыбалась. Но стоило ему вернуться домой в день своего рождения, как он заметил, что Ида опять ушла в себя. Влад опоздал на праздничный ужин, на торт со свечками, дети уже давно уснули, а Ида лежала в кровати в черной шелковой пижаме, будто траур надела, и стеклянными глазами пялилась в стенку напротив.
— Извини, мы наполовину съели торт, а Соня задула свечки, потом Котик, даже Димка потренировал лёгкие. — тихо сказала она, когда он присел рядом с ней на кровать. — Я выпила успокоительную таблетку, сейчас усну. С днем рождения.
Она закрыла тяжелые веки и тут же провалилась в сон, словно только и ждала его, чтобы это сказать. На следующий день Влад снова вернулся поздно, застав жену на кухне за великой чисткой всех имеющихся сковородок, которые она неистово терла губкой и какими-то химикатами.
— Ида, что ты делаешь? — устало вздохнул Влад, положив ей руки на напряженные плечи.
— Отмываю грязь.
— В полночь? Чтобы карета в тыкву не превратилась? — попытался пошутить он.
Ида дернулась всем телом, сняла перчатки и бросила их в мыльную воду, развернувшись к мужу, и он увидел её красные глаза, она сегодня плакала, много и долго.
— Она специально это сделала? Другой даты не нашлось, чтобы суициднуться? Чтобы каждый год в этот день ты вспоминал её? Что она написала в предсмертной записке? Она была? Где ты пропадаешь целыми днями, Влад? Чем ты занят? — закидала кучей вопросов Ида.
— Её мать попросила меня помочь с похоронами, Дину кремируют послезавтра, сразу после вскрытия. Записки не было.
— Тебя помочь попросила? — вытащила глаза Ида. — А что других близких у неё не нашлось?
— Её сыновья в СИЗО, все счета арестованы, муж в бегах, она позвонила мне.
— А ты почему за это взялся? — нахмурилась
— Ида, успокойся, пожалуйста, всё, её больше нет! Некого больше ненавидеть и винить! — сорвался на жену Влад. — Гуля хоронит единственную дочь, а ни один из друзей семьи не помог, все отвернулись.
— Артемида Павловна как же? Они ж подружки были не разлей вода?
— Я не знаю, Ида, что она и как, я просто хотел помочь.
— Ты что себя виноватым чувствуешь? — заглянула ему в глаза Ида, и да, увидела там вину. Она толкнула его в грудь и заплакала. — Не смей этого делать! Она же поэтому так поступила! Чтобы ты себя винил, что загнал её в угол, а она нашла единственный выход! Но ты же не виноват! Нет!
Влад схватил её за плечи и притянул к себе, Ида вырывалась, но он был слишком силён, сдавливая её в крепких объятиях. Когда женщина злится или у неё истерика, её нужно взять на ручки, не так давно уяснил для себя Влад, с Идой придется ограничиться объятиями, тяжеловата девочка для ручек.
— Всё, Ида, всё… — приговаривал он, гладя её по вздрагивающей от рыданий спине.
*****
На церемонии прощания с Диной было мало людей, после известий о побеге отца из страны, аресте братьев и всего состояния Юсуповых, водить с ними дружбу было больше не выгодно. Пришли только родственники, да и то не все, только христиане, как выяснилось. У мусульманской части семьи выбор кремации, как способа захоронения, вызвал горячее осуждение и они решили её кончину просто проигнорировать. Из чужих людей здесь был только Влад, и, неожиданно, Артемида, вместе с тремя дочерьми. Четыре Ковалевские даже не взглянули в сторону такого же Ковалевского, они сели рядом с безутешной матерью Дины в комнате для прощания с усопшей. Никто не говорил громких слов над гробом, никто не лил слёзы, всё прошло быстро и тихо, будто все присутствующие хотели как можно скорее закончить и отсюда убраться.
Влад преградил дорогу своей матери после того, как она высказала сухие соболезнования Юсуповой и собиралась уезжать вместе со старшей дочерью. Сын взял её под локоть и отвёл в сторону, удивительно, но Артемида даже не стала возмущаться, она выглядела замученной и даже постаревшей с их последней встречи. Неужели на самом деле скорбит по Дине?
— Что тебе нужно, Владлен? — устало вымолвила Ковалевская.
— Хочу кое-что знать. Зачем ты просила мать Иды её найти? Откуда ты вообще её знаешь?
— Я её не знаю, видела два раза, когда просила дочь поискать и деньги потом передала. — растерянно сказала Артемида, будто боясь взглянуть в глаза сыну.
— Зачем?
— Я думала, ты её убил. Думала, ты ещё хуже отца…
— И что? Хотела меня в полицию сдать?
— Нет, конечно, нет. — тяжело вздохнула Артемида. — Ты ведь мой сын.
— Был твоим сыном, мама, я напомню, вдруг забыла, а я не забыл, как ты поступила с Идой.
— Гуля сказала, ты очень ей помог. Зачем? Ты ведь Дину терпеть не мог.