Неверная

Романовская Кира

Влад мог поклясться, что в тишине пустого дома услышал, как его собственная челюсть упала на пол и закатилась в угол. Его мать тем временем рылась у себя в огромной сумке и начала доставать оттуда маленькие бутылочки разномастного алкоголя, выставляя их на стол, будто ограбила мини-бар в самолёте.

— Без ста грамм не разберемся. — пробормотала она себе под нос.

Из черной дыры женской сумочки на стол также был выложен пакетик с разрезанным на кусочки салом, Влад чуть не подавился нервным смешком, он и забыл, что Артемида его обожала, но эту свою плебейскую привычку прятала ото всех. Она залпом осушила, кажется, коньяк, закусила кусочком свиного жира и ткнула жирным пальцем в сына.

— Даже не спросишь

ничего? Язык проглотил, сыночка?

— Сыч предложил мне свою помощь ещё до того, как мы с тобой поругались в последний раз. Мы ведь и не общались с тобой до этого года три… — начал составлять цепочку событий вслух Влад.

— Ага…

— И после нашей ссоры он не отказался от своего слова.

— Да не отказался. Подумаешь немного с тобой поцапались! Он соскочить хотел, когда Лида Богу душу отдала, муженька облопошив. Ему всё до лампочки стало — бухал как чёрт. Дала ему волшебный пендель, побежал, как миленький к тебе.

— Я думал, он помогает мне из-за Иды…

— Ага, щас! Насрать ему на неё, как и на своих остальных отпрысков. У него на пьедестале почета, как и у твоего отца, он сам стоит — Великий и Ужасный! Волшебник, блять, Изумрудного города!

— Я не понимаю… — покачал головой Влад.

— Что ты не понимаешь? Зачем я его за тебя просила? Когда ты меня в хер не ставил, мать родную? Ох, сына, твои то ещё мелкие паскудники, но однажды и они проявят неблагодарность, обзовут последними словами родителя, хлопнут дверью и свалят в неизвестном направлении, обложив херами напоследок. Но это ничего не изменит, ты всё равно будешь их любить. А я твоя мать и я тебя родила. Ты же сынок мой единственный, не сказать, чтобы любимый, но всё же моя плоть и кровь, от этого никуда не деться. — хохотнула Артемида, открыв вторую бутылочку. — Ты тонул, Владлен, я тебе помогла, ведь груз твой стал тяжелее, когда жена твоя восстала из мертвых, клянусь, думала, ты её убил. Ан нет! Вернулась Идочка лучше прежнего!

— Я не понимаю… — растерянно пробормотал Влад.

— Сейчас ты всё поймешь, сына, затем и пришла. Сразу скажу, я не знаю, где твои жена и дети, не знаю… Прости! Но то, почему он их у тебя отнял, ты должен узнать. И пойми, наконец, своей тупой головкой, что я не могла к тебе относиться по-другому! Если бы я проявила к тебе хоть каплю сочувствия, жизнь твоя была бы ещё хуже. И за это прости, если сможешь… Я просто делала, что могла. Главное, чтобы наши дети были живы, остальное всё не важно…

Артемида влила в себя вторую бутылочку и сразу третью, занюхала салом, откинулась на кресло и будто набралась оттуда храбрости, сдавая своего мужа.

— Он хотел тебя сломать, но ты никак не ломался, у Юры всё должно быть по правилам — есть отец, есть сын, и сын всегда идёт за волей отца из поколения в поколения. Ты мотнулся в сторону, сначала армией, потом бизнес замутил, от Дины отказался, привёл какую-то дворняжку с улицы, как он её называл. Через Иду тебя было не достать, она горой за тебя стояла, как Сыч сказал мне как-то, а ты за неё. Пытался через твой бизнес, но ты слишком прочно встал на ноги. Сыч подсобил. Я его тогда тоже попросила за тебя. Уж очень он любит, когда к нему на поклон идут и помощи просят, а он проблемы одним взмахом руки решает. Я за тебя спину гнула, ничего, не переломалась перед этой самовлюбленной скотиной! Он к тебе даже проникся, бабки почуял, старая охотничья псина! А уж когда увидел около тебя свою дочурку, наверное, бизнес план в башке построил до небес и обратно. Да, только признавать Иду, было себе дороже, видимо.

— Ты знала, что Ида его дочь?

— Нет, узнала только после того, как Лида финт завещанием сделала. Хорошо она его умыла, царствие ей небесное. Подтирается Сычонок теперь, никак не ототрётся. — съязвила Артемида, кривя лицо. — Твой отец затаился тогда на время, но твой успех тебя и погубил. Ты стал слишком заметным, он шепнул

кому надо, что такое дело, как у тебя должно принадлежать не тебе, а людям, которым можно доверять, а если быть точнее — сынкам отцов, что были у кормушки власти. Тебя начали прессовать, сначала тихонько, потом надавливали сильнее, а ты всё не продавливался. Жена пропала, а ты только острее зубы натачивал. Молодец, горжусь тобой, сынок, но против таких людей ты ничтожен, уж извини, зубастая махина бюрократии и власти перемалывала и не таких. Тебя бы тоже перемололи, да Сыч этого Быстрова старшего на дух не переносит, я их и стравила между собой, а ты так сбоку-припёку, ничего уже не решал. Сыч, слава его яйцам, не подвёл. Я то чуяла, к чему всё идет, а ты нет.

— Я не хотел верить, что отец никак не успокоится. Не хотел верить, что это он стоит за всем этим, за Диной… — выдавил из себя Влад.

— Так он и не стоял за Диной. — покачала головой Артемида. — Он просто отошел в сторону и наблюдал, как твоей жизнью и семьей играют остальные. Ты в итоге Дину вычислил, но она не рассказала тебе всё, так ведь?

— Было что-то ещё?

— Было, много чего было… Она позвонила мне за два дня до смерти, умоляла о встрече. Я была в Москве всю осень, давно уже здесь сижу тихо-тихо, всё жду, когда же это закончится и я вздохну свободно. Я не знала, что с ней всё так плохо, не человек уже стала, а как пустая бутылка водки… Я приехала к ней, а точнее к вам, в бывший дом. Там она, пьяная вдрызг, плачет, истерит. Её как прорвало в тот день, будто смерть свою чуяла, животное тупое! Гори в аду, скотина!

Артемида будто искала место на полу, куда бы сплюнуть, да не нашла, мотнула головой и продолжила говорить.

— Ты знал, что Дина была любовницей твоего отца лет эдак со своих восемнадцати?

— Что? — опешил Влад, глядя на совершенно спокойную мать.

— Вот и я не знала, хорош кобель, так чисто ебался! Никогда бы не подумала, а уж как она то тебя любила, заслушаешься её слов пиздливых! Только вот она и твоему отцу отсасывать успевала ртом поганым, прямо у нас дома, и у себя тоже. Видел бы ты, с какой гордостью в каждом слове она мне рассказывала об их романе длиною в жизнь!

— Бред. Она же моя ровесница… — замотал головой Влад. — Он бы максимум пару лет с ней поиграл…

— Именно, и не очень то и красивая, если честно взглянуть, а потом вообще вышла замуж и родила девочек, считай бракованная, растолстела и запила. Да только не тело и красота ее ему нужны были. У Дины кроме спеси и гордыни, больше ничего нет, характера нет, а твой отец слабину, как дикий зверь унюхает за километр. За несколько лет их поебушек он сломал Дину так, что она стала его комнатной собачкой. А его похоже пёрло от факта того, что он трахает твою невесту, хоть и бывшую, да ещё и дочку самого Динара Юсупова, а та бежит, как верная овчарка по первому зову. Самоутверждался, сволочь.

— А вы ведь с ней были подругами, как ты не заметила? — не удержался Влад.

— Не было у меня подруг никогда, были просто женщины, которых я ненавидела чуть меньше, чем других.

— За что ты ненавидела Иду, можно поинтересоваться, раз уж так откровенно говорим?

— За то, что слишком хорошая! Тебе жирно слишком будет! — сморщилась мать. — Раздражала она меня своей идеальностью, не передать как! У нее сын маленький на руках орёт, дом огромный без прислуги, а у нее борщ, первое, второе и десерт с компотом! Мужа с работы ждёт, ещё и шторки сидит подшивает. Хозяйка хренова! А выйдет в люди, как королева, бляха муха, выглядит, с нежными ручками, что работы будто не знали, и оленьими глазами на тебя смотрит, улыбается! Так и хотелось ей сковородкой по лицу пройтись! Лопочет что-то там на трёх языках, да ещё и не тупая, есть о чём поговорить. Таким как я рядом с ней всегда неудобно, будто ты хуже неё. Вот, почему её никто не любит, Влад. Слишком хорошая это тоже плохо…