Неверная
Шрифт:
— Потанцуешь со мной? — прошептал ей Влад, касаясь носом уха.
— Нет! — громче, чем хотелось бы сказала Ида, откидывая его руку. — Я спать!
Она поставила недопитый стакан на стол и пошатываясь пошла в дом, на второй этаж, где им выделили комнату с двуспальной кроватью, вместе, как мужу и жене.
Когда Влад спустя некоторое время и пару выкуренных на нервах сигарет вошёл в комнату, Ида уже как будто спала, оставив ему выключенным ночник. Она лежала на боку в шёлковой чёрной пижаме, что совсем не оставляла Владу ни кусочка её обнажённого тела, чтобы полюбоваться им ещё немного. Весь день он только и караулил, как Ида пойдёт купаться, как ляжет загорать,
Он разделся и лёг рядом, вглядываясь в её личико, она лежала на боку, повернувшись лицом к стороне кровати, что занял Влад. Алкоголь придал ему смелости и он провел пальцами по её щеке, чувствуя нежность её кожи своей, а потом он осмелел совсем. Надеясь, что бешеный стук его сердца не разбудит её, он нагнулся над ней и почти коснулся носом шеи, вдыхая аромат её кожи, давно забытый, но такой родной, вот она, любимая, рядом, только руку протяни. Он и протянул, осторожно касаясь бугорка её соска, вырисовывающегося под тонким шёлком пижамы. У него образовался стояк, на твёрдую пятёрку и Влада понесло, он несильно обхватил её за грудь и легонько сдавил, прижимаясь губами к её сладким устам.
Ида неожиданно проснулась и забилась, будто в истерике, она молниеносно скинула с себя его ладонь и подняла туловище, садясь на кровати. Влад, осознавая пьяным мозгом, что только что сделал, сел рядом, тяжело дыша и готовясь извиниться. Его жена смотрела на него, как на врага народа, она замахнулась и хотела ударить его правой рукой по щеке, но он вовремя её перехватил. Ида не растерялась и врезала ему левой, оставляя красные следы на скуле от пощечины.
— Ты что делаешь?! С ума сошёл?! После того, что со мной было?! Бесчувственная, ты, скотина! — прошипела она ему, вырывая оба своих запястья из его рук.
— Прости Ида, извини, я просто…
— Что просто?! Ты просто сволочь?! — смотрела на него Ида глазами полными отвращения. — Не притрагивайся ко мне больше! Не смей! Ты не имеешь права! Никакого! После того, что ты со мной сделал, больше никогда ты не притронешься ко мне!
— Прости меня, Ида, я не хотел тебя…
— Вот и не хоти! — толкнула его в грудь Ида и собрала с кровати одеяло. — Спи там, на краю, и не смей одеяло трогать! Меня не смей трогать! Я тебя ненавижу, Ковалевский! Ненавижу!
Она завернулась в одеяло, отвернувшись от ненавистного ей мужа, который упал головой на подушку подальше от неё и ругал себя на чём свет стоит. На что он надеялся? На то, что она по пьяни ему даст? Вот так вот легко всё забудет и как ни в чем не бывало кончит пару раз?
Влад уснул не сразу, проклиная и себя, и её, что не отвечала на его извинения и попытки просить прощения, будто глухая. Он лишь в который раз убедился, что нет никакого шанса, что Ида позволит ему к себе прикоснуться больше, чем она позволял ему на светских приёмах.
Утром он уже не был так в этом уверен, робкий лучик надежды скользнул в окно их временной спальни, когда он проснулся раньше неё и обнаружил, что они спят в обнимку, тесно прижавшись друг к другу. Влад обнимал её сзади рукой, Ида лежала в коконе из одеяла к нему спиной, но даже через него он её чувствовал. Он боялся пошевелиться и нарушить эту хрупкую нежность, но вдруг он понял, что и она проснулась, делает то же самое что и он — лежит, затаившись как мышка, хлопая сонными ресницами.
Влад крепко держал её ручку в своей ладони и изо всех сил старался себя не выдать, пока Ида тихонько вытаскивала свою руку из капкана,
Влад откинулся на спину и положил ладонь на грудь, останавливая буйное намерение сердца вырваться наружу. Нет, шанс на примирение у них есть! Ида всё ещё любит его, как бы не пыталась это скрыть, любит! Он понял это по одному её прикосновению. Надо было только вымолить прощение всеми возможными способами, она должна ему снова поверить, довериться, а с внебрачным ребенком они разберутся потом.
Глава 14
Внебрачные дети были камнем преткновения в благородном семействе Ковалевских. Артемида Павловна Ковалевская, в девичестве, Покровская, когда-то была перспективной дочерью академика, представительницей московской интеллигенции. Но её папенька, заделал ребёнка молоденькой аспирантке, и та растрезвонила об этом по всем научным институтам и светской Москве, он был вынужден переехать в Рязань с семьёй, спасаясь от склок и грязных сплетен. Маменька Артемиды до конца его жизни полоскала честное имя академика в родовых водах его внебрачного сына, которого отец так и не признал её стараниями.
Артемида еле дождалась окончания школы в Рязани и вернулась в Москву поступать в МГИМО, которым грезила всю свою школьную жизнь, как и её одноклассники в элитой советской гимназии. МГИМО было прямым билетом из СССР за границу, о которой Артемида было известно лишь по рассказам маменьки, дочери рядового деятеля политбюро. Но, оказалось, что до МГИМО мадам Покровская не дотягивает ни умом, ни характером. Учиться она не любила, лишь с завидным рвением зубрила иностранные языки, чтобы однажды вырваться из душного плена русского бытия.
Пришлось ей со своим багажом знаний поступать на филологический, дабы с позором не возвращаться обратно в глубинку, где была сплошь нищета и дефицит самых необходимых товаров народного потребления. С течением времени Артемида отчётливо поняла, что если она не выйдет замуж, к примеру, за молодого и перспективного дипломата, то Рязань это её несчастливое будущее.
Познакомившись на одном из комсомольских сборищ с товарищем Юрием Ковалевским, Артемида, наконец, почувствовал в себе богиню охоты, открыла охотничий сезон на жениха, улепившись за него зубами и руками. Ковалевские обладали всеми возможными благами, доступными советскому человеку — квартира в сталинке и у отца, и у сына, которого пристроили по линии партии на тёплое место, дача в подмосковном Жуковском, заграничные шелка и маленькие радости жизни в виде фарфоровых статуэток и деликатесного хумуса. Артемида со своими академическими генами и звонким именем очень точно подошла под описание завидной невесты для Юрия Ковалевского, и вскоре на семейном совете Ковалевских старших её кандидатура была одобрена.
Так началась её семейная жизнь в статусе госпожи Ковалевской. Они с мужем были похожи — оба материалисты, без чётких нравственно-моральных ориентиров, они оба хотели жить хорошо, вне советской действительности. А уж когда муж, пользуясь своим положением, вывез молодую жену за бугор, Артемида плакала от неописуемого счастья и увиденного там — яркая одежда от именитых дизайнеров, шикарная посуда и вкусная разнообразная еда, всё там было лучше, чем дома.
Ей везде было лучше, чем дома…