Неверный

Тоцка Тала

Медленно киваю. К сожалению, догадываюсь.

— Этот наркотик стимулирует сексуальное возбуждение и снимает запреты, — Демид смотрит мне в глаза, и мне снова хочется заткнуть уши. Зачем он все это говорит? — А когда Рустам на следующий день приехал сдать кровь на наличие всякой хрени, Сикорский естественно сказала, что все чисто.

— Значит, он подозревал? — сиплю, с трудом выталкивая из гортани звуки.

— Конечно, Сонь. А ты как думаешь? Все, что было в тот день… — Демид запинается, — все не про него, понимаешь? Он выпил всего ничего.

— Между

нами почти ничего не было, — подает голос Лиза, — я тебе все наврала. Только то, что он тебе рассказывал про подсобку, но он вообще невменяемый был. А в совсем номере вырубился. Но я бы и не дала, побоялась. Срок маленький, мало ли. Мне надо было только убедить его, что у нас был секс. И все, я пропала. Появилась уже когда срок был большой, и просто так отправить меня на аборт Айдаров не мог. А там сразу я и загремела в больницу. Тебя сразу узнала, Адам ваши фотки показывал. Ну и захотелось немного тебя подразнить…

У меня дрожат не только руки. Все тело сотрясает крупная дрожь. А внутренности лижут языки пламени. Снаружи лед, внутри пожар.

Теперь я сама хочу отвезти ее в подвал. Эта сука украла у меня все. Разрушила мою семью. Чуть не убила моего ребенка. Сцепляю на коленях руки, чтобы не вцепиться ей в глотку. Внезапно на сцепленные пальцы ложится широкая ладонь.

Поднимаю глаза и с благодарностью смотрю на Демида.

— Продолжим? Или с тебя хватит? — спрашивает он с беспокойством. Сжимаю зубы и качаю головой. Продолжаем.

— Но ведь Рустам два раза делал тест, — все еще не могу прийти в себя. — Как анализ ДНК показал его отцовство?

— Айдаров допустил ошибку, слишком полагаясь на одну клинику. И на одного врача, — глаза Ольшанского недобро сверкнули. — Первый результат анализа ему подменили, а второй показал стопроцентное отцовство. Настоящее.

Я даже не переспрашиваю, молча жду, когда мне все объяснят. Демид делает паузу и смотрит на Лизу, давая понять, чтобы она продолжала.

— Я поменяла своего сына, — вскидывает подбородок Лиза.

— На кого? — шепчу, обеими руками хватаясь за горло, хотя сама понимаю, на кого. И от этого становится страшно.

— На ребенка второго Айдарова, — звучит как приговор. И я не удерживаюсь от короткого вскрика, закрывая ладонями рот.

***

— Соня, ты в порядке? — Демид с водительского сиденья поглядывает с беспокойством, а я сижу в полной прострации.

Не в порядке. Как я могу быть в порядке? Я слова сказать не могу. Мой речевой аппарат заклинило еще на подмене детей.

Трясу головой, прогоняя дикие видения, возникающие в голове. Слишком часто во время беременности мне снился этот сон, и слишком часто я просыпалась среди ночи от собственного крика.

Я в роддоме. В палате, куда меня перевели после родильного зала, рядом в кроватке не колесах спит моя малышка. Я сажусь на кровати, тянусь к кроватке, беру на руки дочь и с ужасом понимаю, что это не мой ребенок. В панике мечусь по коридору, заглядываю в каждую палату, но они пустые. Врачей и медсестер тоже нигде нет. В дальнем конце коридора замечаю фигуру

в белом халате и бегу за ней. Но ноги как будто ватные, совсем меня не держат. Хочу крикнуть, но лишь бесполезно открываю рот. Сил кричать нет, получается только едва слышный шепот. Фигура удаляется по коридору, я бреду следом, а младенец в моих руках обугливается как головешка и на глазах рассыпается в пыль. Я в полном ужасе, потому что теперь мне не на кого обменять свою дочь.

На этом моменте я обычно просыпалась, вскакивала посреди ночи с колотящимся сердцем и потом долго не могла уснуть. Шла в душ смыть липкий пот, затем долго ревела в подушку и ненавидела Рустама. За то, что изменил. За то, что предал. За то, что я совсем одна в чужом городе, и никому кроме меня мой ребенок не нужен.

После рождения Майи этот кошмар перестал меня преследовать, а теперь вернулся и воплотился в самой непредсказуемой форме.

Мы давно ушли из того дома, где Демид держит Лизу. Я не выдержала первой, выбежала из комнаты, не дослушав, как эта гадина испугалась, когда узнала о болезни Амира. Как тряслась, что теперь неизбежно вскроется правда.

Согнулась пополам и с трудом задышала, с шумом втягивая воздух. Демид вышел следом, взял за локоть и молча повел к машине. Там со мной случилась настоящая истерика.

Я орала, била руками по торпеде и даже несколько раз ударила Демида, когда он попытался меня обнять и успокоить. Лупила плашмя по каменной груди, но ничего не добилась, только ладоням стало больно. Ольшанский даже не пошевелился. А потом рыдала на этой же груди…

Сейчас чувствую полное опустошение, а еще ко мне вернулась старая боль. Только теперь не за одну себя, а за всех нас. За дочь. За Ди. И за тех двоих малышей. Мы кажемся мне одним целым, одним живым клубком, который в упор расстреляли братья Айдаровы.

Теперь я их обоих ненавижу.

— Сонь… — Демид тянется рукой, я его отталкиваю, мотая головой до трясучки.

— Не трогай меня, Демид. Не смей.

— Прости, но ты должна была сама это услышать. Не с моих слов, — он сидит спокойный и уравновешенный, бесяче уверенный в своей правоте.

— Ты играл на моих чувствах. Ты с самого начала все знал, — иду в наступление, грозно надвигаясь сбоку.

О том, на кого я сейчас похожа, даже думать не хочу. Наверняка лицо раскраснелось как помидор. И волосы растрепались. Зато Демид как будто только что с фотосессии…

— Смотря какое начало ты имеешь в виду, — все так же спокойно отвечает он, и я невольно усмиряюсь.

Слишком явный между нами контраст. Внутри меня все клокочет, я похожа на кипящий котел. Того и гляди, взорвусь.

Зато он как лунное озеро. Чертово…

Хотя, не Ольшанскому изменил муж и не ему пришлось одному рожать ребенка. Это меня хоть немного оправдывает. И успокаивает.

— Я узнал о подмене ровно тогда же, когда и Айдаровы, — ровным голосом продолжает Демид. — Диана захотела перестраховаться, мы все прошли обследование на совместимость, и в результате выяснилось, что Дамир нам неродной. Никому из нас.