Невероятно насыщенная жизнь
Шрифт:
— Знаете что, не называйте меня, пожалуйста, «веснушкой». Я Семен.
— Я не хотела тебя обидеть, — сказала она смущенно, и я ей все простил. — А меня зовут Галя.
— А отчество? — спросил я вежливо.
— Просто — Галя, — она засмеялась. — Ну, тетя Галя.
«Какая она тетя», — подумал я. Наверное, немного постарше М. Басовой. Но Галей мне почему-то называть ее было неудобно, и я сказал:
— Нет, уж лучше отчество.
— Алексеевна она, — сердито сказал дядя Саша. — Ты какой-то… занудный сегодня, Семен. Стряслось
И этот туда же.
— Нет, — сказал я, — ничего не стряслось… Просто я хотел с вами посоветоваться, но… — И я развел руками.
Дядя Саша швырнул на пол тряпку, которой вытирал шкаф, подошел ко мне, взял за плечи, повернул и усадил на тахту.
— Давай! — сказал он и сел напротив меня в кресло.
— Я не помешаю? — спросила Галя… Галина Алексеевна.
— Нет, — сказал я, — но лучше в другой раз. Вы заняты.
— Слушай, ты, — сказал дядя Саша. — Помнишь, когда ты составлял свой, — он усмехнулся, — хронометраж. Я тебе сказал тогда, что не считаю время, потраченное на друзей, потерянным. Выкладывай!
Я замялся. Как бы так рассказать ему, чтобы он не понял, что все это со мной случилось? Ну, в общем, кое-как, крутя и вертя, спотыкаясь и запинаясь, чего-то придумывая, а чего-то не договаривая, я ему рассказал историю, которая будто бы в прошлом году случилась с одним моим приятелем. Только про подвал не сказал. Когда я кончил, дядя Саша долго молчал, а Галина Алексеевна смотрела то на меня, то на него.
Потом дядя Саша внимательно взглянул на меня, и я постарался выдержать его взгляд.
— Ну, а как он поступил, этот… твой приятель? — спросил он.
— Н-не знаю, — сказал я.
— По-моему, — сказал дядя Саша, — и та девчонка, которой он дал слово молчать, и сам он… твой приятель… довольно… х-мм… глупые люди.
— Она не глупая! — сказал я и осекся.
— Как же не глупая? — сказал дядя Саша. — Зачем же тогда она тебе… то есть твоему приятелю рассказала? И он глупый, что дал такое слово. Нельзя о таких делах молчать! Понимаешь, нельзя.
— Но он все-таки дал слово, да еще девочке, — сказала Галя.
— Я сам однажды дал глупое слово одной… девочке, — рассердился дядя Саша. — А потом и я и эта… девочка кусали себе локти.
Галя засмеялась, а летчик продолжал все так же сердито:
— Я бы на месте твоего приятеля все рассказал бы кому надо. Но только прежде убедил бы эту глупую девчонку…
— Она не глупая! — почти закричал я. — Она ведь тоже дала слово.
— Она его уже нарушила, рассказав все этому… твоему приятелю, — сказал дядя Саша жестко. — Значит, не только глупая, но и нечестная.
Фу-ты, ну-ты! Час от часу не легче.
Не надо было рассказывать. Сам бы управился, а теперь вот слушай разные разности про Машку, да и про себя тоже…
— Я пришел посоветоваться, а вы только ругаетесь, — сказал я обиженно.
— А ты-то чего обижаешься? — спросил дядя Саша хитро. — Мы ведь про приятеля
— Ладно, — сказал я. — Что было, то было, но раз уж так получилось, то что бы вы сделали?
— Я бы пошел к этой глу… — начал дядя Саша, но Галя дернула его за рукав, — к этой девочке, — поправился он, — и убедил бы ее, что она взяла с меня слово неправильно, и пусть она вернет его мне обратно. А дальше я бы поступил сообразно обстоятельствам.
— Я так и думал, — сказал я с облегчением.
— А почему бы тебе не посоветоваться с отцом? — спросил дядя Саша. — Ведь он-то, наверное, в таких делах больше нашего понимает.
Я замотал головой.
— Напрасно, — сказал дядя Саша озабоченно. — Напрасно. Дело-то, кажется, серьезное. Я бы советовал тебе хорошенько подумать.
— А что мне думать? — сказал я.
— Что ж, — рассердился вдруг дядя Саша, — мне прикажешь за тебя думать? Ладно! На этот раз подумаю. А теперь иди!
Я тогда не обратил внимания на эти слова и только потом понял, что он имел в виду, когда сказал, что подумает. Эх, нехорошо получилось! Хуже некуда…
Глава шестая
От дяди Саши я сразу же направился к М. Басовой. Будь что будет. Пусть она злится и шипит, но я ей скажу все, что думаю об этом деле, и потребую, чтобы она мне вернула мое слово. Все-таки здорово, что летчик и Галя… Галина Алексеевна считают меня своим другом! А кое-кто не хочет считать меня своим другом. Кое-кто слишком уж воображает. И кое-кому я докажу, что я-то уж никак не рохлик какой-нибудь…
М. Басовой, конечно, не было дома. И бабушки, к счастью, тоже не было. А то начала бы меня опять кормить тортом. А какой уж сейчас торт!
Открыл мне Григорий Александрович. Вот гляжу я на него и никак не могу представить, что он был таким геройским парнем-разведчиком. А как бы он поступил на моем месте? Но неожиданно для себя я спросил его совсем о другом. Я его спросил, как он понимает, что такое доброе дело. Он почему-то покраснел.
— Вы какие-то странные люди, — сказал он. — Уже второй человек за последнее время спрашивает меня, что такое добро. Правда, вы, Сеня, спрашиваете в несколько другом аспекте…
— А что такое…
— Аспект?!. Нет, не дождетесь, Семен, я не полезу в словарь. Аспект — это… если хотите… м-м… точка зрения.
— А с точки зрения ас-пек-та можно дать человеку в морду? — уже злясь, спросил я.
— Когда мы беседовали с вами о Платоне Каратаеве, мы уже, кажется, выяснили этот вопрос. Добро должно быть, — он поднял палец вверх, — активным.
— С кулаками, что ли? — спросил я.
Он удивленно вздернул брови.
— Н-ну, если хотите, иногда с кулаками. Вот скажем, когда общество обезвреживает себя от всякой нечисти, оно творит добро для всех, но при этом, конечно, кое-кому и достается… Это вполне закономерно.