Невероятные будни доктора Данилова: от интерна до акушера
Шрифт:
— Не понравилась, — подтвердил Данилов. — Но я действительно вел себя хорошо. Никому не нагрубил.
Кстати, Лен, а я Никите знаешь кто? Гражданский отец!
— Логично, — одобрила Елена. — Ты же — гражданин. Это тебя Валентина так обозвала?
— Она спросила, какой я отец Никите — настоящий или гражданский.
На громкий смех Елены прибежал Никита.
— Анекдоты рассказываете?
— Нет, о работе разговариваем, — ответила сквозь смех Елена.
— А вот я, если бы был врачом, не стал бы работать ни на «скорой»,
От удивления Елена перестала смеяться.
— Почему? — спросила она.
— Это очень тяжелые и финансово невыгодные работы, — серьезно и, как показалось Данилову, чуточку снисходительно пояснил Никита. — Далеко не самый лучший выбор для врача…
— А какой он — самый лучший выбор? — заинтересовался Данилов.
— Пластическая хирургия. Вон Тауб пока работал пластическим хирургом, зарабатывал куда больше, чем у Хауса…
— Ты смотришь «Доктора Хауса»? — Глаза Елены сделались круглыми. — Разве я тебе разрешила?..
— Но ты и не запрещала, — пожал плечами Никита. — А потом, там нет ничего такого…
— И тебе это интересно?
— Конечно, мам, мне же хочется побольше узнать о вашей работе.
— По «Хаусу»?
— Ну не по «Интернам» же! — поморщился Никита. — А что вы улыбаетесь? Разве я не прав?
— Прав, — подтвердил Данилов. — Я и сам подумывал о пластической хирургии, пока не познакомился с твоей мамой.
— Какая связь между мной и мыслями о пластической хирургии?
— Я понял, что столь совершенную красоту мне создать никогда не удастся, и пошел в анестезиологи.
— Ну, Данилов… — Елена развела руками. — Умеешь ведь порадовать, когда хочешь. Такого комплимента я еще не слышала…
— Так мне можно продолжать смотреть «Доктора Хауса»? — Никита поспешил воспользоваться душевным состоянием матери в корыстных целях.
— Можно. — Елена махнула рукой. — Раз уж смотришь, то лучше делай это с моего ведома.
Обрадованный ребенок поспешил исчезнуть, пока она не передумала.
Данилов подумал о том, что при встрече надо будет обязательно рассказать матери о родительском собрании. Хотя бы потому, что раньше ему никогда не доводилось бывать на подобных мероприятиях. Интересно, что скажет мать? Заодно можно будет и затронуть вопрос с Никитиным переводом…
— Я не хочу никуда переводить Никиту, — словно прочитав его мысли, сказала Елена, возвращаясь к своей морской капусте. — Здесь уже все нам знакомо, а как будет там — это еще бабушка надвое сказала. Да и зачем нам со Светланой Викторовной лишний повод для трений?
— А почему Никита должен стать поводом для трений?
— У моего сына далеко не идеальный характер. Кому, как не мне, это знать. Вдруг он не сумеет оправдать оказанного ему высокого доверия? Нет уж — пусть лучше учится, где учился. Кстати, ты заметил, что ребенок просто счастлив оттого, что ты сходил в школу?
— Не заметил, — честно признался Данилов. — Да и что
— Не скажи, — покачала головой Елена. — Ему очень приятно, что ты принимаешь участие в его делах. Да и мне тоже… Спасибо, Вовка.
— Если бы у меня в кармане лежал белый накрахмаленный платок, я бы сейчас прослезился, — ответил Данилов. — Больно уж трогательно все это.
— Я прослежу за тем, чтобы ты не испытывал недостатка в белых накрахмаленных платках, — пообещала Елена.
— Не смей! — притворно ужаснулся Данилов. — Тогда я превращусь в слезливого меланхоличного идиота… Давай лучше коньяку выпьем.
Давай, — согласилась Елена. — Под шоколадку. Отметим первое в твоей жизни родительское собрание!
— А что — мне понравилось. — Данилов достал из одного шкафа бутылку, из другого — рюмки, поставил их на стол и открыл дверцу третьего шкафа, в котором должны были лежать плитки с шоколадом. — А шоколад-то тю-тю, испарился.
— Главное, что коньяк не испарился. — Елена взяла из вазы, стоявшей на подоконнике, яблоко и улыбнулась.
— Чему ты улыбаешься?
— Вспомнилось из Довлатова: «Как обычно, не хватило спиртного, и как всегда, я предвидел это заранее. А вот с закуской проблем не было. Да и быть не могло. Какие могут быть проблемы, если Севастьянову удавалось разрезать обыкновенное яблоко на шестьдесят четыре дольки».
— Ну у тебя и память! — восхитился Данилов.
— Учеба в медицинском институте хорошо тренирует. А потом, я мало что помню наизусть. Разве что самое-самое…
— Про выпивку и закуску, — покивал Данилов, разливая коньяк по рюмкам. — Только на шестьдесят четыре части не режь, и четырех хватит. Это все же фрукт, а не сырокопченая колбаса…
Ночью Данилову приснилась классная руководительница Никиты. Валентина Антоновна лежала в родовом зале, а по бокам от нее стояли двое мужчин в белых халатах.
— Знакомьтесь, доктор, — сказала она Данилову. — Вот это — биологический отец моего ребенка, а это — гражданский. Они оба будут присутствовать на родах и следить за тем, чтобы вы не напороли косяков.
— Я косяки не порю, — вежливо ответил Данилов. — Я провожу обезболивание.
— А нам можно? — хором спросили отцы.
— Когда будете рожать — непременно! — ответил Данилов и проснулся.
На часах было семь минут шестого.
«Пока заснешь — уже вставать пора», — решил Данилов.
Он осторожно, чтобы не разбудить чутко спящую Елену, он встал и прошел в ванную. В кои-то веки можно было побриться не в привычной спешке, а с чувством, толком и расстановкой.
Глава тринадцатая
Диагностика кармы
Бывают хорошие дни. С утра просыпаешься бодрый, готовый к подвигам. Выходишь из дома и замираешь от наслаждения, вдыхая загазованный воздух мегаполиса. В нем внезапно проявляются нотки лесной свежести и запах луговых трав.