Невероятные приключения Фанфана-Тюльпана. Том 1
Шрифт:
А что касается барона, тот - захмелев от прекрасного шампанского и музыки - ошибся дверью.
* * *
Весь следующий день барон был от Тюльпана без ума. Тот не слишком удивлялся, но все-таки отметил, что мсье де Фокруа слишком уж часто гладит его по лицу, поглядывает как-то по-особому, словно пытаясь создать между собой и Фанфаном нежные интимные отношения, что было совершенно неоправданно.
Дело в том, что барон, выйдя ночью из соседней комнаты в таком же опьянении, с каким входил туда, так и не узнал, что Фанфан отлично выспался один. И вот теперь Тюльпан, ничего не понимая,
Тюльпан и рад был бы продлить свое пребывание в прелестном палаццо, но платить за постой подобным образом ему и в голову не приходило. Он, конечно, с удовольствием, задержался бы дня на три-четыре, чтобы обдумать, что делать дальше, но развитие ситуации решило иначе.
На следующий день он ужинал в одиночестве, поскольку барона светские обязанности призвали в оперу. После ужина Тюльпан в своей комнате зачитался Гельвецием, найденным в библиотеке. Уже за полночь услышал он, что вернулся экипаж мсье де Фокруа. Через минуту кто-то постучал к нему.
– Войдите!
– Я увидел, что у вас ещё горит свет!
– барон присел к нему на постель.
– И сказал себе: это мой милый ангел хочет доставить мне радость, поджидая меня! Ах, мой милый, - продолжал барон, начав раздеваться, - какой был нудный вечер! Я и не знаю, ни что была за музыка, ни что за хор безголосых кур вертелся на сцене. Но там были Их Величества, и я - в числе приглашенных!
Ложь была очевидна, ибо барон для Их Величеств был никем, к тому же с пятном на репутации: принадлежал к сторонникам Дюбарри, когда та ещё была на вершине своей власти. В опере он арендовал место - чтобы иметь возможность вести там свою шпионскую деятельность, собирая среди зрителей обрывки информации, как делал это и на званых вечерах, где хватало болтливых и хвастливых дворян, прикидывавшихся осведомленными особами. Барон почти всегда возвращался домой со множеством неправдоподобных слухов, категорических утверждений генералов, которые никогда не видели битвы даже издали, и сплетен о том, что люди подслушали от важных чиновников - только вот люди эти слышали неверно и ещё хуже понимали то, что слышали.
– И наконец я здесь, - закончил барон свой длинный и бестолковый рассказ, который Тюльпан даже не слушал, не уставая удивляться, что заставляет мсье де Фокруа раздеваться перед ним донага - и притом с такой ошеломляющей естественностью!
– Мсье, - спросил он наконец барона, - вы что, хотите поразмяться?
– Отлично сказано, - воскликнул мсье де Фокруа.
– Ах вы мой милый безобразник!
– и с влюбленным видом скользнул к Фанфану в постель, однако тот торопливо отодвинулся и заявил:
– Амедей, послушай, ты мне вовсе не антипатичен, наоборот, но должен признаться, что я уже давно привык спать один!
Так по-приятельски назвал он барона потому, что рассчитывал облегчить объяснение.
– Но милый, - захихикал барон, - мы спать пока не собираемся, правда? Ах ты, злодей, хочешь помучить своего Амедея!
– Вовсе нет!
– твердо заявил Тюльпан и вскочил с кровати, стянув покрывало, чтобы завернуться.
Барон в смятении вытаращил недоумевающие глаза, поскольку не мог взять в толк поведение Фанфана.
– Но прошлой
– Что?
– И ты уже забыл?
– Мне нечего забывать, поскольку прошлой ночью со мной ничего не было. Вам что-то показалось!
– Ах, нет, ну уж нет!
– Значит, с вами был кто-то другой, не вижу другого объяснения.
– Ах, я ошибся комнатой!
– Мой друг, вы ошиблись и по части моих интересов: я для любовных игр приемлю только женщин.
– И не хочешь научиться по-другому?
– предложил барон.
– Нет, не хочу, и не настаивай. Я люблю женщин!
Барон, вконец расстроенный, удалился к себе, где проплакал всю ночь. Тюльпан отверг его любовь, и ныне он не знал, как того заполучить или, может быть, просто выгнать из дому. Нет, он решил вести себя иначе. Использовать Тюльпана в своих интересах, а, может быть, и тайно отомстить, если придуманный ночью план рухнет.
К восьми часам Фанфан-Тюльпан успел позавтракать и уже хотел прощаться, когда вошел барон в алом халате. С кругами под глазами от мук неразделенной любви, он тем не менее не потерял присутствия духа всмотрись Фанфан получше, заметил бы в его глазах циничный блеск.
В руках у барона был деревянный чемоданчик с крепким замком. Поставив чемоданчик на стол, сел лицом к лицу с Тюльпаном.
– Друг мой, - обратился он к Тюльпану, - вы простите мне, что нынче ночью я не смог сдержать своих чувств?
– Все уже забыто, мсье, напротив, я чувствую, что дурно отблагодарил вас за исключительное гостеприимство и потому готов на все, чтобы вы извинили меня!
– Благодарю. Я знал, вы дворянин.
– Да вовсе нет! Но к вам я отношусь по-дружески!
За это заявление барон отблагодарил его грустной улыбкой, открыв чемоданчик, из которого вынул огромный великолепный пистолет с серебряной рукоятью, выложенной золотом.
– Великолепно!
– Тюльпан рукою знатока взвесил оружие, потом подробно оглядел его.
– Вот это вещь! Она могла выйти из мастерской мсье Шартье, оружейника, но и художника тоже!
– У вас хороший глаз, мальчик! Я заказал его для своего племянника, живущего в провинции, чтобы отблагодарить за услуги. Племянник собирает роскошное оружие и я полагал, что ничто не доставит ему такой радости, как это!
– Великолепно!
– продолжал Тюльпан.
– И вы хотели...
– Чтобы вы его доставили. Я собирался это сделать сам, но несколько недель на это не будет времени. Нужно привести в порядок дела и решить множество вещей, - барон завернул оружие и запер в чемоданчик. Естественно, я богато вознагражу...
– У меня ещё почти пятьдесят ливров.
– Я дам вам ещё пятьдесят!
– К вашим услугам, мсье! Куда мне ехать?
– Пойдемте в кабинет, я вам покажу на карте!
И через два часа Тюльпан на прекрасном коне выезжал из Парижа. У него не было причин расстраиваться. Отправиться в путь как свободный человек, всегда таило для него очарование! А, кроме того, вне Парижа ему грозил гораздо меньший риск быть арестованным за дезертирство. И заодно он удалялся от той загадочной опасности, которая грозила со стороны герцога Шартрского. Но самой главной причиной радости было то, что ехал он в Дюнкерк!