Невероятные приключения реконструкторов в Сибири, или Туда и обратно

Баутина Юлия Владимировна

«Немного» по эльфийским меркам, кажется, слегка отличалось от «немного» по меркам человеческим. Спустя час Инари по-прежнему сидела на крыльце, уткнувшись подбородком в скрещенные на коленях руки и изучая утоптанную землю двора. О существовании «гладиаторцев» она словно забыла. Князь, обуреваемый желанием в деликатной форме напомнить о себе, нарезал вокруг ведьмачки круги до тех пор, пока не получил совет не мельтешить перед глазами.

— Я все больше и больше поражаюсь на нашу спутницу, — раздраженно заявил он, вернувшись к остальным. — Мало того, что у нее склонность к истерикам вдруг проявилась, так теперь еще и понты в разговоре проскальзывать начинают. И вообще, о чем можно так долго размышлять? Я бы за это время трехтомный трактат по философии успел накатать!

Между тем, Инари снова, в который раз, прокручивала в мыслях восстановленную по рассказам людей и ее собственным наблюдениям хронологию событий. И с каждым повтором то объяснение, что она предложила

ликвидаторам, самой ведьмачке нравилось все меньше и меньше. Да, неудачное кастование вполне могло все расставить по своим местам, и, тем не менее, что-то не состыковывалось ни в какую. Но, что именно, Инари понять не могла, хотя нутром чуяла неладное. А больше всего ей были не по душе огромные размеры охваченной переменами земли. Хорт, хоть он и сволочь последняя, все-таки прав: ни один колдун на такое не способен. Это только в сказках чародеи по легкому мановению руки перемещают горы и крадут с неба звезды.

А если не кастование, тогда что? Ничего другого ей в голову пока не приходило, однако запросто могло оказаться, что там, в эпицентре, произошло еще что-то, чего люди не заметили или сочли не важным. Выяснить это можно только на месте… Так что же ей делать? Бросаться, очертя голову, в мир, где, как говорят, людей больше, чем муравьев в муравейнике? Весьма опрометчивое решение с учетом того, что Хорт поторопился умыть руки. Стало быть, рассчитывать ведьмачке придется только на свои силы. Хватит ли их, чтобы залатать прорыв, если он и вправду там имеется? Должно хватить, если подойти к делу с умом. Уж кому-кому, а дроу для уничтожения Дверей и Ворот вовсе не обязательно героически кончать жизнь самоубийством. Да и ведьмакам не обязательно. Инари так и не смогла понять, что побудило Старейшин в Вороньей долине, мягко говоря, нерационально распорядиться Силой, зато она прекрасно понимала, отчего ее не поставили в известность о проводящейся кампании. ДА ВЫ ЧТО!!! Как можно раскрывать свои планы созданию тьмы?!? Ведь сказано в «Своде честных словес» Драгомила Ксара, первого и истинного главы Каер Морхен: «Свет — есть добро. Тьма — есть зло. И все, что приходит из тьмы, есть зло изначальное и беспросветное. Ибо, как мышь рождает мышь, а лев рождает льва, так и тьма порождает только тьму, но не свет». А потом еще страниц сто пятьдесят рассуждений на ту же тему. Разумеется, любой из Верховного Совета ведьмацкой школы тоже знал увесистое творение Ксара наизусть и, в отличие от Инари, свято верил каждому слову. А то, что вышеупомянутое создание может и, более того, желает выступить на стороне света, в убеленные благородными сединами головы Старейшин так и не уложилось.

Навряд ли Хорт был подробно осведомлен о сути непростых отношений эльфийки и Верховного Совета. Его тоже не слишком-то жаловали в святая святых Каер Морхен: во-первых, из-за происхождения — он, в отличие от абсолютного большинства собратьев по оружию, до Посвящения действительно был человеком и по отцу, и по матери, — а во-вторых, из-за потрясающего упрямства, достойного скорее отдельных особей из отряда непарнокопытных, чем представителя благородной ведьмацкой профессии. Чего стоило хотя бы спонтанное, произошедшее на два года раньше срока, Посвящение, о котором Инари многократно слышала от Велегоды? Ее старый друг до конца своих дней, вспоминая об этом событии, ошалело качал головой. Мыслимо ли — какой-то мальчишка, к магии не способный вообще и даже элементарный хал-кост сотворить не умеющий, и вот так с ходу-налету, не иначе, как кулаками и лбом проламывает себе путь в ведьмаки! А потом заявляет во всеуслышание, что повторять заученные слова присяги перед лицом Совета не намерен, поскольку уже принес клятву верности в Залах Посвящения, а кому — их не касается. После чего разворачивается и преспокойно покидает стены ведьмацкой обители, оставив Старейшин переваривать услышанное…

Однако нелюбовь нелюбовью, а в Воронью долину Хорта призвали. В отличие от Инари, которая узнала о том, что что-то вообще происходит, только когда поднялась черная буря. Для человеческого глаза буря выглядела, как обычный ураган, но этот ураган пронизывал все миры, перемешивая их обитателей, словно карточную колоду, проминая или же наоборот вспучивая землю, превращая скалы в груды мелкого щебня, а деревья в изувеченный сухостой. И не нужно было быть магом, чтобы расслышать в вое ветра многоголосый рев, крики и стоны. Не на шутку встревоженная ведьмачка первым делом попыталась окликнуть Велегоду, чтобы не соваться в пекло в одиночку. И какова же была ее растерянность, когда он отозвался как раз оттуда, из этой дьявольской круговерти. Велегода был уже там. Они все были там. Все, кто смог ответить, и их голоса звучали все тише, не то отдаляясь, не то ослабевая.

И тогда Инари, не думая о последствиях своего поступка, бросилась на помощь, даже не проламывая, а процарапывая себе дорогу туда, где еще слышались знакомые звуки. Ее выбросило на восточном склоне Вороньей долины, кишащей фаморами и навями, ровно за две секунды до того, как Велегода рухнул наземь под ударами когтистых лап. Времени на размышления не оставалось,

и ведьмачка поступила так, как подсказал ей инстинкт. Взрыв люмена заставил привыкших к кромешной тьме бледнокожих тварей шарахнуться прочь в секундном замешательстве. Этой секунды вполне хватило Инари, чтобы сгрести в охапку истекающего кровью ведьмака и утянуть его за собой в Чернолесье. Ни Старейшин, ни Ворот она тогда не видела. Дверь едва успела закрыться за ними, когда мир встряхнуло до основания, и все затихло. Буря улеглась, и эльфийка осталась посреди знакомого ей и оттого почти безопасного леса с тяжело раненым другом на руках. Больше получаса ушло у нее на то, чтобы хоть как-то подлатать Велегоду. Раны ведьмака сами по себе вызывали опасение, но куда хуже было то, что в них попала слизь фаморов — смертельная отрава для всего живого. А этот упрямец, едва-едва придя в сознание, вместо того, чтобы сказать спасибо за своевременную помощь, заявил, что возвращается назад. Пытаться переубедить Велегоду было равноценно попытке остановить быка, увидавшего вдали красную тряпку. Прекрасно зная это, ведьмачка не стала тратить время и нервы на бесполезные споры — только плюнула в сердцах и последовала за своим старым приятелем. Не могла же она бросить его на произвол судьбы после всего случившегося!

Воронья долина встретила их зловещей тишиной и запахом горелого мяса. В грудах обуглившихся тел почти невозможно было отличить ведьмаков от нежити, только нави безошибочно определялись по чернеющим остовам крыльев. Способность к полету их не спасла. В тот проклятый день перестал существовать Каер Морхен. Из более чем полусотни бойцов, пришедших в Воронью долину, уцелели лишь Велегода и, как выяснилось намного позже, Хорт, которого долг перед Верховным Советом никогда не тяготил. В то время, пока Инари отбивала приятеля у стаи фаморов, Хорт уже тащил в урочище Алагирь к ведунье Зарине, которую он упорно называл Зорькой, находящегося при последнем издыхании Кречета. Поэтому в момент, когда в Вороньей долине что-то произошло, ведьмак тоже оказался на безопасном расстоянии. Кстати, идею о взрыве Старейшинами Полуночных Ворот высказал Велегода, и, скорее всего от него это перенял Хорт, точно так же не бывший непосредственным свидетелем случившегося. Инари не была бы столь категорична. Она хорошо помнила то, что предстало перед их глазами в долине. Смерть, смерть и еще раз смерть. Слабое угасающее эхо витало в воздухе, но было ли это следом уничтоженных Ворот или остатком сильного заклинания никто тогда не проверял, а по внешнему виду все куда больше походило на качественно исполненный огненный шторм. Вот только кто мог такое сотворить, ведьмачка не представляла даже отдаленно.

Хорт по устоявшейся привычке во всех случившихся бедах обвинял «проклятую нелюдь». Кто бы сомневался! Порой Инари казалось, что даже удержать ведьмака в этом мире смогла лишь их обоюдная ненависть — именно что удержать, на самой грани, потому что больше на памяти ведьмачки ни одному существу не удавалось перебороть попавший в кровь яд фаморов…

Порой она надеялась, что заблуждается. В конце концов, вся ее вина заключалась только в непреднамеренном опоздании, и еще неизвестно, смогло бы присутствие дроу как-то повлиять на ход событий или же нет. Спорить до хрипоты можно, сколько заблагорассудится, да только поправить что-либо уже нельзя. Можно лишь постараться не повторять прошлых ошибок. Вот сейчас, например, чутье подсказывает Инари, что надвигаются неприятности. Добро, если оно обманывает. Ну, а если нет?

Если нет, значит, ей как можно скорее надо туда, в город, о котором она до сих пор знала лишь понаслышке, в Тулу. Больше ведь некому. Каер Морхен давно не существует, а другие ведьмацкие школы ни разу не встречались эльфийке за ее долгую жизнь. Вполне возможно, что их вообще никогда не было. И даже Велегоду с собой не позвать: четырнадцатая зима уже миновала с тех пор, как он умер. Не от ран, не от болезни, а от старости. Старость — вот злейший враг из всех, какие есть на свете, ни людям, ни ведьмакам еще не удавалось ее победить. Говорят, что эльфы тоже, в конце концов, старятся… если успевают дожить. Что ж, Велегоды нет… Хорт слышать не хочет о том, что происходит в обжитом человеческом мире… Да черт бы с ним! Куда надежнее пускаться в дальний путь в одиночку, чем с таким спутником. Она прекрасно справится сама, если же в Туле и вправду не окажется ничего интересного, уйти в Чернолесье можно в любой момент, просто пробив Дверь. А для того, чтобы знать, куда именно отправляться, ей весьма пригодятся «гладиаторцы», жаждущие вернуться домой. Кажется, все-таки не зря судьба свела их в Бирючине.

Подведя под своими размышлениями жирную черту, Инари вскинула голову… и встретилась взглядом с Иваном. Оказывается, тот опять покинул подчиненных и теперь сидел напротив эльфийки и смотрел на нее добрыми, преданными глазами.

— Ну, скажи хоть что-нибудь, — попросил он.

— Так сколько, говоришь, придется добираться до Тулы вашими, человеческими способами?

Лицо Ивана вытянулось. Видать, не такой реплики он ждал.

— Восемь-девять дней при условии, что поезда все еще ходят по железной дороге. Если же их остановили, то это вообще гиблое дело.