Невероятные создания
Шрифт:
(Он оказался прав. Его ждало нечто поистине изумительное, меняющее жизнь раз и навсегда.)
Другое прибытие
Убийца добрался до места на лодке. Он шел тихо, не делая резких движений, его руки были идеально чисты. Засунув нож поглубже в карман, он прошел мимо группы
Оглядываясь назад, можно сказать, что убийце не составило труда ее найти. Цель довольно легко обнаружить, если тебе велели отыскать летающую девочку и тут ты видишь ребенка, парящего в двадцати футах от земли и отбивающегося от чаек. Даже на Архипелаге летающий человек – непривычное зрелище.
Прошло много лет с тех пор, как Мэл впервые взлетела. Странствующий провидец подарил ей летучий плащ вскоре после рождения. Он дал новорожденной имя и оставил сверток у ее маленьких ножек. Провидец пытался рассказать больше, объяснить, почему отдал плащ именно ей, но дом был погружен в траур – мама Мэл не пережила родов, – так что провидца довольно грубо выпроводили вон.
Мэл пыталась взлететь, так и не получив ни от кого инструкций. Соседи только посмеялись над ней – закутанной в плащ девчушкой, которая бежала навстречу ветру. Тогда она покраснела, но уже на следующий день проснулась пораньше и взялась за дело, пока никто не видел. Поначалу, стоило ветру стихнуть, Мэл падала на землю и вскрикивала от боли. За эти учебные полеты она успела повредить обе лодыжки, сломать запястье и вывихнуть мизинец. Однажды ноготь на большом пальце ноги приобрел забавный зелено-черный оттенок, а вскоре и вовсе слез. Но Мэл пыталась снова и снова, вытирала кровь с ободранных коленей, взбиралась на деревья и спрыгивала вниз.
В конце концов она доказала, что соседи зря над ней смеялись.
– Я научусь летать, – ответила она насмехавшемуся над ней соседскому мальчишке. – Ты ничего в этом не понимаешь.
В такие дни Мэл ходила с высоко задранным подбородком. Ей всегда было нелегко находить общий язык с людьми. Она чувствовала, какой колючей становится, когда кто-то оказывается рядом: могла ляпнуть что-то не то или покраснеть до самой макушки. Только в небе жизнь обретала смысл. Хоть на земле Мэл и была неловкой и неуклюжей, стоило хотя бы раз взглянуть на то, как она парит высоко в небесах, – так говорили сами местные жители.
К девяти годам она научилась плавно снижаться. К десяти – приземляться на носочки и даже на одну ногу. К двенадцати – прижав подбородок к груди, бросаться вниз, делая сальто. В то весеннее утро она пролетала над морем. Ее босые ноги касались воды, а ботинки были предусмотрительно спрятаны в карманы. Брызги щекотали лодыжки, и Мэл радостно смеялась, получая удовольствие от полета.
Убийца наблюдал за ней. На его лице появилась злая улыбка.
Мэл разрешалось летать только в саду и полях. Ее двоюродная бабушка пришла бы в ужас, узнай она, как далеко порой улетает девочка. Леонор столько всего запрещала, что, сложи все «нельзя» и «ни в коем случае», получился бы целый фолиант правил, следовать которым Мэл просто-напросто не могла – их было слишком много.
– Я не могу, – объясняла она Гелифену, – просто сидеть дома на стуле весь день. Вот так люди и превращаются в камень!
Когда
Она часами бегала под деревьями с Гелифеном, искала единорогов и объедалась водяникой. Она видела, как семья аль-мираджей пробиралась сквозь залитый солнцем подлесок, а за ними тянулся след из свежих побегов травы. Однажды девочку укусил аванк – Леонор отругала ее, так как это была исключительно вина самой Мэл, не стоило подходить слишком близко, – и у нее начался сепсис. Бабушке пришлось сидеть рядом семь ночей подряд. Но как только Мэл разрешили встать с постели, она отправилась обратно в лес: там всегда находилась уйма занятий.
И все же главным в ее жизни было небо. Когда кто-то из соседей, покачивая головой, называл ее маленьким хаосом на ножках или обузой для бедной бабушки, Мэл, сверкнув глазами, краснела и убегала как можно дальше, пытаясь найти спасение в небе.
Именно в небе Мэл чувствовала себя по-настоящему свободной. Взлетая как можно выше, она устраивала «облачную дегустацию»: окруженная воздушной пеленой, девочка открывала рот и высовывала язык, а потом возвращалась обратно – мокрая, с красными щеками и опьяненная нахлынувшими эмоциями. Каждое облако, будь оно серым или белым, обладало уникальным вкусом и температурой. Гелифен еще не мог летать рядом с Мэл, поэтому она прятала его под кофтой – только клюв и синий хохолок высовывались наружу.
С годами люди поняли, насколько дар Мэл был исключительным. У кого-то эта мысль вызывала зависть, словно их детей чего-то лишили, а кто-то думал об этом с радостным трепетом. И все же взрослые были слишком заняты, так что вскоре они оставили Мэл в покое.
Но только не убийца.
Фрэнк Орит
Машина просигналила, и белки разбежались в разные стороны. Потрепанный форд остановился рядом со скамейкой, где сидел Кристофер, и из него вышел мужчина лет семидесяти.
– Кристофер? Это ты?
На крышу машины тут же сели четыре чайки.
– Стоит только приехать в город, как они начинают меня преследовать, – сказал Фрэнк Орит, указывая на птиц. У него был глубокий голос. Он говорил с шотландским акцентом. – Ничего не имею против чаек, вот только поесть на улице стало невыполнимой задачей. Они проявляют слишком нездоровый интерес к моим сэндвичам.
Мужчина открыл пассажирскую дверь.
Усмехнувшись, Кристофер сел в машину. Чайка тут же попыталась устроиться рядом с ним, но дедушка прогнал ее. Когда он вытер перепачканные в помете руки и приборную панель, мальчик сказал: